Войти... Регистрация
Поиск Расширенный поиск



Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Батюшков К.Н. / Стихотворения

Стихотворения [13/15]

  Скачать полное произведение

    Под тучей вражьих стрел!..

     Ты пал! И над тобой посланницы небесны,

     Валкирии прелестны,

     На белых, как снега Биармии, конях,

     С златыми копьями в руках

     В безмолвии спустились!

     Коснулись до зениц копьем своим, и вновь

     Глаза твои открылись!

     Течет по жилам кровь

     Чистейшего эфира;

     И ты, бесплотный дух,

     В страны безвестны мира

     Летишь стрелой... и вдруг -

     Открылись пред тобой те радужны чертоги,

     Где уготовили для сонма храбрых боги

     Любовь и вечный пир.

     При шуме горних вод и тихострунных лир,

     Среди полян и свежих сеней,

     Ты будешь поражать там скачущих еленей

     И златорогих серн!"

     Склонясь на злачный дерн,

     С дружиною младою,

     Там снова с арфой золотою

     В восторге скальд поет

     О славе древних лет,

     Поет, и храбрых очи,

     Как звезды тихой ночи,

     Утехою блестят.

     Но вечер притекает,

     Час неги и прохлад,

     Глас скальда замолкает.

     Замолк - и храбрый сонм

     Идет в Оденов дом,

     Где дочери Веристы,

     Власы свои душисты

     Раскинув по плечам,

     Прелестницы младые,

     Всегда полунагие,

     На пиршества гостям

     Обильны явства носят

     И пить умильно просят

     Из чаши сладкий мед...

     Так древний скальд поет,

     Лесов и дебрей сын угрюмый:

     Он счастлив, погрузясь о счастьи в сладки думы!

    

     О, сладкая мечта! О, неба дар благой!

     Средь дебрей каменных, средь ужасов природы,

     Где плещут о скалы Ботнические воды,

     В краях изгнанников... я счастлив был тобой.

     Я счастлив был, когда в моем уединеньи,

     Над кущей рыбаря, в час полночи немой,

     Раздастся ветров свист и вой

     И в кровлю застучит и град, и дождь осенний.

     Тогда на крылиях мечты

     Летал я в поднебесной,

     Или, забывшися на лоне красоты,

     Я сон вкушал прелестный

     И, счастлив наяву, был счастлив и в мечтах!

    

     Волшебница моя! Дары твои бесценны

     И старцу в лета охлажденны,

     С котомкой нищему и узнику в цепях.

     Заклепы страшные с замками на дверях,

     Соломы жесткий пук, свет бледный пепелища,

     Изглоданный сухарь, мышей тюремных пища,

     Сосуды глиняны с водой -

     Всё, всё украшено тобой!..

     Кто сердцем прав, того ты ввек не покидаешь:

     За ним во все страны летаешь

     И счастием даришь любимца своего.

     Пусть миром позабыт! Что нужды для него?

     Но с ним задумчивость, в день пасмурный, осенний,

     На мирном ложе сна,

     В уединенной сени,

     Беседует одна.

     О, тайных слез неизъяснима сладость!

     Что пред тобой сердец холодных радость,

     Веселий шум и блеск частей

     Тому, кто ничего не ищет под луною,

     Тому, кто сопряжен душою

     С могилою давно утраченных друзей!

    

     Кто в жизни не любил?

     Кто раз не забывался,

     Любя, мечтам не предавался

     И счастья в них не находил?

     Кто в час глубокой ночи,

     Когда невольно сон смыкает томны очи,

     Всю сладость не вкусил обманчивой мечты?

     Теперь, любовник, ты

     На ложе роскоши с подругой боязливой,

     Ей шепчешь о любви и пламенной рукой

     Снимаешь со груди ее покров стыдливой,

     Теперь блаженствуешь и счастлив ты - мечтой!

     Ночь сладострастия тебе дает призраки

     И нектаром любви кропит ленивы маки.

    

     Мечтание - душа поэта и стихов,

     И едкость сильная веков

     Не может прелестей лишить Анакреона,

     Любовь еще горит во пламенных мечтах

     Любовницы Фаона;

     А ты, лежащий на цветах

     Меж нимф и сельских граций,

     Певец веселия, Гораций!

     Ты сладостно мечтал,

     Мечтал среди пиров и шумных, и веселых,

     И смерть угрюмую цветами увенчал!

     Как часто в Тибуре, в сих рощах устарелых,

     На скате бархатных лугов,

     В счастливом Тибуре, в твоем уединеньи,

     Ты ждал Глицерию, и в сладостном забвеньи,

     Томимый негою на ложе из цветов,

     При воскурении мастик благоуханных,

     При пляске нимф венчанных,

     Сплетенных в хоровод,

     При отдаленном шуме

     В лугах журчащих вод,

     Безмолвен, в сладкой думе

     Мечтал... и вдруг, мечтой

     Восторжен сладострастной,

     У ног Глицерии стыдливой и прекрасной

     Победу пел любви

     Над юностью беспечной,

     И первый жар в крови,

     И первый вздох сердечный,

     Счастливец! воспевал

     Цитерские забавы

     И все заботы славы

     _Ты ветрам отдавал_!

    

     Ужели в истинах печальных

     Угрюмых стоиков и скучных мудрецов,

     Сидящих в платьях погребальных

     Между обломков и гробов,

     Найдем мы жизни нашей сладость? -

     От них, я вижу, радость

     Летит, как бабочка от терновых кустов;

     Для них нет прелести и в прелестях природы.

     Им девы не поют, сплетяся в хороводы:

     Для них, как для слепцов,

     Весна без радости и лето без цветов...

     Увы! но с юностью исчезнут и мечтанья.

     Исчезнут граций лобызанья,

     Надежда изменит и рой крылатых снов.

     Увы! там нет уже цветов,

     Где тусклый опытность светильник зажигает

     И время старости могилу открывает.

     Но ты - пребудь верна, живи еще со мной!

     Ни свет, ни славы блеск пустой,

     Ничто даров твоих для сердца не заменит!

     Пусть дорого глупец сует блистанье ценит,

     Лобзая прах златой у мраморных палат, -

     Но я и счастлив, и богат,

     Когда снискал себе свободу и спокойство,

     А от сует ушел забвения тропой!

     Пусть будет навсегда со мной

     Завидное поэтов свойство:

     Блаженство находить в убожестве Мечтой!

     Их сердцу малость драгоценна:

     Как пчелка, медом отягченна,

     Летает с травки на цветок,

     Считая морем ручеек,

     Так хижину свою поэт дворцом считает

     И счастлив - _он мечтает_.

    

     1817

    

    

     98.-110.

     <ИЗ ГРЕЧЕСКОЙ АНТОЛОГИИ>

    

     1

    

     В обители ничтожества унылой,

     О незабвенная! прими потоки слез,

     И вопль отчаянья над хладною могилой,

     И горсть, как ты, минутных роз!

     Ах! тщетно всё! Из вечной сени

     Ничем не призовем твоей прискорбной тени:

     Добычу не отдаст завистливый Аид.

     Здесь онемение; всё хладно, всё молчит,

     Надгробный факел мой лишь мраки освещает...

     Что, что вы сделали, властители небес?

     Скажите, что краса так рано погибает!

     Но ты, о мать-земля! с сей данью горьких слез

     Прими почившую, поблеклый цвет весенний,

     Прими и успокой в гостеприимной сени!

    

     2

    

     Свидетели любви и горести моей,

     О розы юные, слезами омоченны!

     Красуйтеся в венках над хижиной смиренной,

     Где милая таится от очей!

     Помедлите, венки! еще не увядайте!

     Но если явится, - пролейте на нее

     Всё благовоние свое

     И локоны ее слезами напитайте.

     Пусть остановится в раздумьи и вздохнет.

     А вы, цветы, благоухайте

     И милой локоны слезами напитайте!

    

     3

    

     Свершилось: Никагор и пламенный Эрот

     За чашей Вакховой Аглаю победили...

     О, радость! Здесь они сей пояс разрешили,

     Стыдливости девический оплот.

     Вы видите: кругом рассеяны небрежно

     Одежды пышные надменной красоты;

     Покровы легкие из дымки белоснежной,

     И обувь стройная, и свежие цветы:

     Здесь всё - развалины роскошного убора,

     Свидетели любви и счастья Никагора!

    

     4

     ЯВОР К ПРОХОЖЕМУ

    

     Смотрите, виноград кругом меня как вьется!

     Как любит мой полуистлевший пень!

     Я некогда ему давал отрадну тень;

     Завял... но виноград со мной не расстается.

     Зевеса умоли,

     Прохожий, если ты для дружества способен,

     Чтоб друг твой моему был некогда подобен

     И пепел твой любил, оставшись на земли.

    

     5

    

     Где слава, где краса, источник зол твоих?

     Где стогны шумные и граждане счастливы?

     Где зданья пышные и храмы горделивы,

     Мусия, золото, сияющее в них?

     Увы! погиб навек, Коринф столповенчанный!

     И самый пепел твой развеян по полям.

     Всё пусто: мы одни взываем здесь к богам,

     И стонет Алкион один в дали туманной!

    

     6

    

     "Куда, красавица?" - "За делом, не узнаешь!"

     - "Могу ль надеяться?" - "Чего?" - "Ты понимаешь!"

     - "Не время!" - "Но взгляни: вот золото, считай!"

     - "Не боле? Шутишь! Так прощай".

    

     7

    

     Сокроем навсегда от зависти людей

     Восторги пылкие и страсти упоенье,

     Как сладок поцелуй в безмолвии ночей,

     Как сладко тайное любови наслажденье!

    

     8

    

     В Лаисе нравится улыбка на устах,

     Ее пленительны для сердца разговоры,

     Но мне милей ее потупленные взоры

     И слезы горести внезапной на очах.

     Я в сумерки вчера, одушевленный страстью,

     У ног ее любви все клятвы повторял

     И с поцелуем к сладострастью

     На ложе роскоши тихонько увлекал...

     Я таял, и Лаиса млела...

     Но вдруг уныла, побледнела

     И - слезы градом из очей!

     Смущенный, я прижал ее к груди моей:

     "Что сделалось, скажи, что сделалось с тобою?"

     - "Спокойся, ничего, бессмертными клянусь;

     Я мыслию была встревожена одною:

     Вы все обманчивы, и я ... тебя страшусь".

    

     9

    

     Тебе ль оплакивать утрату юных дней?

     Ты в красоте не изменилась

     И для любви моей

     От времени еще прелестнее явилась.

     Твой друг не дорожит неопытной красой,

     Незрелой в таинствах любовного искусства,

     Без жизни взор ее стыдливый и немой,

     И робкий поцелуй без чувства.

     Но ты, владычица любви,

     Ты страсть вдохнешь и в мертвый камень;

     И в осень дней твоих не погасает пламень,

     Текущий с жизнию в крови.

    

     10

    

     Увы! глаза, потухшие в слезах,

     Ланиты, впалые от долгого страданья,

     Родят в тебе не чувство состраданья, -

     Жестокую улыбку на устах...

     Вот горькие плоды любови страстной,

     Плоды ужасные мучений без отрад,

     Плоды любви, достойные наград,

     Не участи для сердца столь ужасной...

     Увы! как молния внезапная небес,

     В нас страсти жизнь младую пожирают

     И в жертву безотрадных слез,

     Коварные, навеки покидают.

     Но ты, прелестная, которой мне любовь

     Всего - и юности, и счастия дороже,

     Склонись, жестокая, и я... воскресну вновь,

     Как был, или еще бодрее и моложе.

    

     11

    

     Улыбка страстная и взор красноречивый,

     В которых вся душа, как в зеркале, видна,

     Сокровища мои... Она

     Жестоким Аргусом со мной разлучена!

     Но очи страсти прозорливы:

     Ревнивец злой, страшись любви очей!

     Любовь мне таинство быть счастливым открыла,

     Любовь мне скажет путь к красавице моей,

     Любовь тебя читать в сердцах не научила.

    

     12

    

     Изнемогает жизнь в груди моей остылой;

     Конец борению; увы! всему конец.

     Киприда и Эрот, мучители сердец!

     Услышьте голос мой последний и унылый.

     Я вяну и еще мучения терплю:

     Полмертвый, но сгораю.

     Я вяну, но еще так пламенно люблю

     И без надежды умираю!

     Так, жертву обхватив кругом,

     На алтаре огонь бледнеет, умирает

     И, вспыхнув ярче, пред концом,

     На пепле погасает.

    

     13

    

     С отвагой на челе и с пламенем в крови

     Я плыл, но с бурей вдруг предстала смерть ужасна.

     О юный плаватель, сколь жизнь твоя прекрасна!

     Вверяйся челноку! плыви!

    

     Между маем 1817 и началом 1818

    

    

     111. К ТВОРЦУ

     "ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО"

    

     Когда на играх Олимпийских,

     В надежде радостных похвал,

     Отец истории читал,

     Как грек разил вождей азийских

     И силы гордых сокрушал, -

     Народ, любитель шумной славы,

     Забыв ристанье и забавы,

     Стоял и весь вниманье был.

     Но в сей толпе многонародной

     Как старца слушал Фукидид!

     Любимый отрок аонид,

     Надежда крови благородной!

     С какою жаждою внимал

     Отцов деянья знамениты

     И на горящие ланиты

     Какие слезы проливал!

    

     И я так плакал в восхищеньи,

     Когда скрижаль твою читал,

     И гений твой благословлял

     В глубоком, сладком умиленьи...

     Пускай талант - не мой удел!

     Но я для муз дышал недаром,

     Любил прекрасное и с жаром

     Твой гений чувствовать умел.

    

     Между июлем и сентябрем 1818

    

    

     112. КНЯЗЮ П. И. ШАЛИКОВУ

     при получении от него в подарок книги, им переведенной

    

     Чем заплачу вам, милый князь,

     Чем одарю почтенного поэта?

     Стихами? Но давно я с музой рушил связь

     И без нее кругом летаю света,

     С востока к западу, от севера на юг -

     Не там, где вы, где граций круг,

     Где Аполлон с парнасскими сестрами,

     Нет, нет, в стране иной,

     Где ввек не повстречаюсь с вами:

     В пыли, в грязи, на тряской мостовой,

     "В картузе с козырьком, с небритыми усами",

     Как Пушкина герой,

     Воспетый им столь сильными стихами.

     Такая жизнь для мыслящего - ад.

     Страданий вам моих не в силах я исчислить.

     Скачи туда, сюда, хоть рад или на рад.

     Где ж время чувствовать и мыслить?

     Но время, к счастью, есть любить

     Друзей, их славу и успехи

     И в дружбе находить

     Неизъяснимые для черствых душ утехи.

     Вот мой удел, почтенный мой поэт:

     Оставя отчий край, увижу новый свет,

     И небо новое, и незнакомы лицы,

     Везувий в пламени и Этны вечный дым,

     Кастратов, оперу, фигляров, папский Рим

     И прах, священный прах всемирныя столицы.

     Но где б я ни был (так я молвлю в добрый час),

     Не изменясь, душою тот же буду

     И, умирая, не забуду

     Москву, отечество, друзей моих и вас!

    

     11 сентября 1818

    

    

     113. ПОСЛАНИЕ К А. И. ТУРГЕНЕВУ

    

     Есть дача за Невой,

     Верст двадцать от столицы,

     У Выборгской границы,

     Близ Парголы крутой:

     Есть дача или мыза,

     Приют для добрых душ,

     Где добрая Элиза

     И с ней почтенный муж,

     С открытою душою

     И с лаской на устах,

     За трапезой простою

     На бархатных лугах,

     Без бального наряда,

     В свой маленький приют

     Друзей из Петрограда

     На праздник сельский ждут.

     Так муж с супругой нежной

     В час отдыха от дел

     Под кров свой безмятежный

     Муз к грациям привел.

     Поэт, лентяй, счастливец

     И тонкий философ,

     Мечтает там Крылов

     Под тению березы

     О басенных зверях

     И рвет парнасски розы

     В приютинских лесах.

     И Гнедич там мечтает

     О греческих богах,

     Меж тем как замечает

     Кипренский лица их

     И кистию чудесной,

     С беспечностью прелестной,

     Вандиков ученик,

     В один крылатый миг

     Он пишет их портреты,

     Которые от Леты

     Спасли бы образцов,

     Когда бы сам Крылов

     И Гнедич сочиняли,

     Как пишет Тянислов

     Иль Балдусы писали,

     Забыв и вкус, и ум.

     Но мы забудем шум

     И суеты столицы,

     Изладим колесницы,

     Ударим по коням

     И пустимся стрелою

     В Приютино с тобою.

     Согласны? - По рукам!

    

     Между октябрем 1817 и ноябрем 1818

    

    

     114. * * *

    

     Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы

     При появлении Аврориных лучей,

     Но не отдаст тебе багряная денница

     Сияния протекших дней,

     Не возвратит убежищей прохлады,

     Где нежились рои красот,

     И никогда твои порфирны колоннады

     Со дна не встанут синих вод.

    

     Май или июнь 1819

    

    

     115. * * *

    

     Есть наслаждение и в дикости лесов,

     Есть радость на приморском бреге,

     И есть гармония в сем говоре валов,

     Дробящихся в пустынном беге.

     Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,

     Для сердца ты всего дороже!

     С тобой, владычица, привык я забывать

     И то, чем был, как был моложе,

     И то, чем ныне стал под холодом годов.

     Тобою в чувствах оживаю:

     Их выразить душа не знает стройных слов

     И как молчать об них - не знаю.

    

     Июль или август 1819

    

    

     116. НАДПИСЬ

     ДЛЯ ГРОБНИЦЫ ДОЧЕРИ МАЛЫШЕВОЙ

    

     О! милый гость из отческой земли!

     Молю тебя: заметь сей памятник безвестный:

     Здесь матерь и отец надежду погребли;

     Здесь я покоюся, младенец их прелестный.

     Им молви от меня: "Не сетуйте, друзья!

     Моя завидна скоротечность;

     Не знала жизни я,

     И знаю вечность".

    

     Январь 1820

    

    

     117. ПОДРАЖАНИЕ АРИОСТУ

    

     La verginella e simile alla rosa {*}

     {* Девушка подобна розе (итал.) - Ред.}

    

     Девица юная подобна розе нежной,

     Взлелеянной весной под сению надежной:

     Ни стадо алчное, ни взоры пастухов

     Не знают тайного сокровища лугов,

     Но ветер сладостный, но рощи благовонны,

     Земля и небеса прекрасной благосклонны.

    

     <1821>

    

    

     118.-123. ПОДРАЖАНИЯ ДРЕВНИМ

    

     1

    

     Без смерти жизнь не жизнь: и что она? Сосуд,

     Где капля меду средь полыни,

     Величествен сей понт! Лазурный царь пустыни,

     О солнце! чудно ты среди небесных чуд!

     И на земле прекрасного столь много!

     Но всё поддельное иль втуне серебро:

     Плачь, смертный! плачь! Твое добро

     В руке у Немезиды строгой!

    

     2

    

     Скалы чувствительны к свирели;

     Верблюд прислушивать умеет песнь любви,

     Стеня под бременем; румянее крови -

     Ты видишь - розы покраснели

     В долине Йемена от песней соловья...

     А ты, красавица... Не постигаю я.

    

     3

    

     Взгляни: сей кипарис, как наша степь, бесплоден -

     Но свеж и зелен он всегда.

     Не можешь, гражданин, как пальма, дать плода?

     Так буди с кипарисом сходен:

     Как он уединен, осанист и свободен.

    

     4

    

     Когда в страдании девица отойдет

     И труп синеющий остынет, -

     Напрасно на него любовь и амвру льет,

     И облаком цветов окинет.

     Бледна, как лилия в лазури васильков,

     Как восковое изваянье;

     Нет радости в цветах для вянущих перстов,

     И суетно благоуханье.

    

     5

    

     О смертный! хочешь ли безбедно перейти

     За море жизни треволненной?

     Не буди горд: и в ветр попутный опусти

     Свой парус, счастием надменный.

     Не покидай руля, как свистнет ярый ветр!

     Будь в счастьи - Сципион, в тревоге брани - Петр.

    

     6

    

     Ты хочешь меду, сын? - так жала не страшись;

     Венца победы? - смело к бою!

     Ты перлов жаждешь? - так спустись

     На дно, где крокодил зияет под водою.

     Не бойся! Бог решит. Лишь смелым он отец,

     Лишь смелым перлы, мед, иль гибель... иль венец.

    

     Июнь 1821

     Шафгаузен

    

    

     124. * * *

    

     Жуковский, время всё проглотит,

     Тебя, меня и славы дым,

     Но то, что в сердце мы храним,

     В реке забвенья не потопит!

     Нет смерти сердцу, нет ее!

     Доколь оно для блага дышит!..

     А чем исполнено твое,

     И сам Плетнев не опишет.

    

     Начало ноября 1821

    

    

     125. * * *

    

     Ты знаешь, что изрек,

     Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?

     Рабом родится человек,

     Рабом в могилу ляжет,

     И смерть ему едва ли скажет,

     Зачем он шел долиной чудной слез,

     Страдал, рыдал, терпел, исчез?

    

     1821(?)

    

    

     МЕЛКИЕ САТИРИЧЕСКИЕ И ШУТОЧНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

    

     126. ПЕРЕВОД ЛАФОНТЕНОВОЙ ЭПИТАФИИ

    

     Иван и умер, как родился, -

     Ни с чем; он в жизни веселился

     И время вот как разделял:

     Во весь день - пил, а ночью - спал.

    

     1804 или 1805

    

    

     127. * * *

    

     Безрифмина совет:

     Без жалости всё сжечь мое стихотворенье!

     Быть так! Его ж, друзья, невинное творенье

     Своею смертию умрет!

    

     <1805>

    

    

     128. <Н. И. ГНЕДИЧУ>

    

     Ужели слышать всё докучный барабан?

     Пусть дружество еще, проникнув тихим гласом,

     Хотя на час один соединит с Парнасом

     Того, кто невзначай Ареев вздел кафтан

     И с клячей величавой

     Пустился кое-как за славой.

    

     2 марта 1807

    

    

     129. * * *

    

     Как трудно Бибрису со славою ужиться!

     Он пьет, чтобы писать, и пишет, чтоб напиться!

    

     Июль или август 1809

    

    

     130. МАДРИГАЛ НОВОЙ САФЕ

    

     Ты - Сафо, я - Фаон, - об этом и не спорю,

     Но, к моему ты горю,

     Пути не знаешь к морю.

    

     Июль или август 1809

    

    

     131. КНИГИ И ЖУРНАЛИСТ

    

     Крот мыши раз шепнул: "Подруга! ну, зачем

     На пыльном чердаке своем

     Царапаешь, грызешь и книги раздираешь:

     Ты крошки в них ума и пользы не сбираешь?"

     - "Не об уме и хлопочу,

     Я есть хочу".

     Не знаю, впрок ли то, но эта мышь уликой

     Тебе, обрызганный чернилами Арист.

     Зубами ты живешь, голодный журналист.

     Да нужды жить тебе не видим мы великой.

    

     Июль или август 1809

    

    

     132. ЭПИГРАММА НА ПЕРЕВОД ВЕРГИЛИЯ

    

     Вдали от храма муз и рощей Геликона

     Феб мстительной рукой Сатира задавил; *


1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ]

/ Полные произведения / Батюшков К.Н. / Стихотворения


Смотрите также по произведению "Стихотворения":


2003-2024 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты

 Яндекс цитирования
Дизайн сайта — aminis