• Сочинения
  
• Краткие содержания
  
• Полные произведения
  
• Характеристики
  
• Биографии
  
• Критика
  
• ГДЗ
  

/ Полные произведения / Тургенев И.С. / Дворянское гнездо

Дворянское гнездо [20/22]

Скачать полное произведение

    Хорошо знакомые ему края описал Тургенев и в тех главах романа, где
    рассказывается о родовом имении Лаврецких - Васильевском. В своих
    воспоминаниях о совместных охотах с Тургеневым летом 1858 г. А. А. Фет
    указывает, что, как он достоверно знает, действие романа "Дворянское гнездо"
    в той части, где говорится о Васильевском, "перенесено Тургеневым в Топки",
    имение писателя в Малоархангельском уезде Орловской губернии. В романе
    отразились реальные впечатления писателя от одной из таких поездок в Топки
    вместе с Фетом: окрестный пейзаж, картина запустения старого дома, встреча с
    крепостным слугой Антоном, церемония обеда и т. д. При этом автор
    воспоминаний уточняет некоторые детали: "Описание старого флигеля, в котором
    мы остановились, верное в тоне, весьма преувеличено пером романиста. По
    раскрытии ставней, мухи действительно оказались напудренными мелом, но
    никаких штофных диванов, высоких кресел и портретов я ее видал" {Фет, стр.
    277-278.}.
     Если учесть, что упоминаемое Фетом описание старинного барского быта -
    мебель екатерининских времен, портреты предков и т д. - представляет в
    автографе позднейшую вставку в текст, как и описание одичавшего сада,
    старинных лип, небольшого пруда о чем нет никаких упоминаний в рассказе Фета
    о Топках, то можно предположить, что Тургенев при последней отделке романа в
    описании объединил Топки и свое любимое Спасское, с его поэтическим садом,
    светлым прудом, липовой аллеей и домом, где висели родовые портреты и
    сохранялась старинная фамильная мебель.
     Не только Лаврецкого, но и других персонажей романа Тургенев наделил
    чертами, которые представляли для него лично особый интерес. О личности
    Михалевича с кругом его идеальных исканий уже говорилось выше. Особое место
    занимает в романе фигура Лемма. Человек чистой души, он один из тех, кому
    автор предоставил право обнажать нравственную сущность героев, судить их
    судом совести. Значительна для Тургенева в собственная судьба Лемма.
    Оторванный от родной почвы немец-музыкант, который по своей одаренности мог
    бы стать в ряду великих композиторов своей родины, он становится жертвой
    губительных для таланта обстоятельств. Страницы биографии Лемма (глава V)
    вырабатывались в автографе с особой тщательностью: многие строки, фразы,
    слова имеют по несколько вариантов. Варьируется возраст немца (год рождения
    1796, затем 1798, затем 1790, в окончательном тексте - 1786), отыскиваются
    наиболее выразительные портретные штрихи, в рассказе о бродячей жизни
    музыканта отбираются наиболее характерные и вместе с тем трагические
    подробности.
     Отношение автора к Лемму отмечено высоким лиризмом. Лемм олицетворяет
    для Тургенева любимейший вид искусства - музыку {См. об этом в работе М. П.
    Алексеева "Тургенев и музыка", Киев, 1918, стр. 10-13.}. Образ Лемма
    занимает особое место в эстетической системе писателя, поставившего перед
    собой задачу сделать самую музыку объектом художественного изображения,
    передать литературными средствами силу ее эмоционального воздействия.
    Тургенев говорит об этом в письме к Л. Н. Толстому от 17/29 января 1858 г.,
    отзываясь о его рассказе "Альберт" ("Музыкант"): "Мне странно, однако,
    почему Некрасов забраковал "Музыканта"; что в нем ему не понравилось, сам ли
    музыкант, возящееся ли с собою лицо? Боткин заметил, что в лице самого
    музыканта недостает той привлекательной прелести, которая неразлучна с
    художественной силой в человеке; может быть, он прав; и для того, чтобы
    читатель почувствовал часть очарования, производимого музыкантом своими
    звуками, нужно было автору не ограничиться одним высказыванием этого
    очарованья" {Т, Письма, т. III, стр. 188.}.
     Тургеневу хорошо был известен тип немца, учителя музыки - и по
    собственным наблюдениям {А. Д. Галахов в своих воспоминаниях "Сороковые
    годы", рассказывая о московских встречах Тургенева со Щепкиным, Садовским и
    Шуйским, добавляет, что на эти встречи являлся "какой-то немец, может быть,
    подлинник Лемма (в "Дворянском гнезде"), мастерски игравший на фортепьяно"
    (Историч Вестн, 1892, Э 1, стр. 140).}, и по предшествующей русской
    литературе { А. П. Степанов. Постоялый двор. СПб., 1835; М. С. Жукова. "Дача
    на Петергофской дороге". - 03, 1845, т. 39, Э 4, отд. 1, стр. 255-326.}, но
    в самой тональности повествования о Лемме сильнее всего сказались традиции
    немецкой романтической литературы 20-30-х годов XIX века, широко
    привлекавшей образную музыкальную стихию для психологической характеристики
    героев {В этом смысле характерна "Музыкальная жизнь Иосифа Берглингера"
    Ваккенродера в его книге "Об искусстве и художниках. Размышления отшельника,
    любителя изящного", изд. Л. Тика, М., 1826 (в русском переводе С. П.
    Шевырева, Н. А. Мельгунова, В. П. Титова). Вариации той же биографической
    схемы имеются у Гофмана. См. примечания М. П. Алексеева к "Моцарту и
    Сальери" в изд.: Пушкин. Полное собрание сочинений, АН СССР, т. VIL M.,
    1935, стр. 539 и следующие.}. Усвоению этих традиций способствовало личное
    пребывание писателя в 30-е годы в Германии, а также общение с русскими
    шеллингианцами, пропагандировавшими в России немецкую романтическую
    литературу - и прежде всего с известным меломаном и философом В. Ф.
    Одоевским.
     Неоднократно отмечалось, что "Дворянское гнездо" музыкально, как ни
    одно из произведений Тургенева {А. И. Белецкий. В мастерской художника
    слова. - В кн.: Вопросы психологии и теории творчества, вып. VIII, Харьков,
    1923, стр. 245-246.}. В нем много говорится о музыке, и действующие лица
    часто предстают перед читателем в момент музицирования - игры на фортепьяно,
    пения. Отношением к музыке характеризуются многие персонажи - Лиза, Варвара
    Павловна, Паншин и другие. Высокой музыкальностью отличается самый язык
    романа, звукопись - важнейший элемент пейзажной лирики в "Дворянском
    гнезде". Во всей этой многообразной музыкальной стихии композиционно
    выделяется лирическая мелодия Лемма. Музыкальные композиции Лемма оттеняют
    моменты высокого душевного напряжения героев, языком музыки Лемма
    рассказывает Тургенев о любви Лаврецкого к Лизе. Эпизод вдохновенного
    творческого взлета Лемма является кульминацией темы счастья в романе - темы,
    вокруг которой организована вся идейная проблематика произведения.
     Антиподом истинного артиста-неудачника является в романе образ
    дилетанта Паншина. Основная функция этого персонажа в романе - типизация тех
    кругов чиновного дворянства, которые наиболее далеки от народной жизни.
    Сущность Паншина - его суетность, карьеризм, бездушие, эгоизм, его
    поверхностное западничество и неверие в русский народ - раскрывается в
    рассказе о его воспитании, в его отношениях с Лизой, с Варварой Павловной, с
    Леммом, с Лаврецким, с людьми из народа (кучер). Эти страницы были созданы
    Тургеневым уже на первом этапе работы над романом и не подверглись в
    дальнейшем серьезной переработке. И только одна черта Паншина - его не
    получившая развития одаренность, его дилетантизм - привлекла особое внимание
    автора. Тургенев неоднократно переделывал текст в тех местах, где говорилось
    об этой особенности Паншина. После слов: "Все ему далось: он мило пел, бойко
    рисовал, писал стихи, весьма недурно играл на сцене" (в одном из вариантов
    было еще "лепил статуэтки" - см. варианты Ч А к стр. 134, строки 10-11)
    автор делает вставку на полях: "Правда, все это выходило у него
    второстепенного достоинства, a la dillettante... но от этого именно оно и
    имело успех". Этот текст автором зачеркнут и против него сделана помета:
    "NB. Не после ли?". В окончательном тексте вещи своими именами называет не
    автор, а Лемм (стр. 143, строка 35). Еще одна деталь, сатирически оттеняющая
    духовное ничтожество Паншина-художника - рассказ о том, как он постоянно
    рисовал один и тот же пейзаж, - добавлена писателем еще позднее, уже не в
    автографе. Отношение самого Тургенева к дилетантизму высказано в
    упоминавшемся выше письме Тургенева к Толстому от 17/29 января 1858 г.: "...
    всякому человеку следует, не переставая быть человеком, быть специалистом;
    специализм исключает дилетантизм <...> а дилетантом быть - значит быть
    бессильным".
     Упорно' искал "свою специальность", свое дело на земле (см. варианты ЧА
    к стр. 172, строки 27-28) и Лаврецкий, нашедший его, как и Тургенев в конце
    50-х годов, в заботах об устройстве крестьянского быта.
     Несомненное воздействие на образную систему "Дворянского гнезда"
    оказало творчество Пушкина, благоговение перед которым, по собственному
    признанию Тургенева, наложило отпечаток на всю его деятельность {Об этом
    говорится в письме Тургенева к А. И. Незеленову от 5/17 декабря 1882 г.
    ("Русский библиофил", 1911, Э 5, стр. 59).}. Вынашивая образ любимой своей
    героини Лизы Калитиной, наделяя его прекрасными чертами русского
    национального характера, - правдолюбием, близостью к народной жизни, особым
    обаянием безыскусственной женственности, нравственной чистоты и силы,
    Тургенев был близок к пушкинскому идеалу русской женщины, нашедшему
    воплощение в образе Татьяны Лариной. Элементами пушкинской поэзии пронизана
    тема любви в романе, самая ткань повествования, отдельные сюжетные ситуации
    {См.: И. Эйгес. Значение Пушкина для творчества Тургенева. - "Литературная
    учеба", 1940, Э 12, стр. 75; W. Ledniсki. The Nest of Gentlfolk and the
    "Poetry of Marriage and the heart" в его книге: "Bits of Table Talk on
    Pushkin, Mickiewicz, Goethe, Turgenev and Sienkiewicz", the Hague, 1956,
    стр. 60-86.}.
     Социальная проблематика "Дворянского гнезда" в соотношении с этическими
    исканиями действующих лиц романа (размышления их о долге и счастье)
    преемственно связана с теми же проблемами в повести Герцена "Долг прежде
    всего" (1854). Эта повесть вышла вторым и дополненным изданием в 1857 году -
    незадолго до того, как Тургенев, перед началом работы над "Дворянским
    гнездом", посетил Герцена в Лондоне {По мнению А. С. Долинина, предки
    Лаврецкого введены в роман "по образу и подобию" рода Столыгиных у Герцена,
    в той же последовательности смен различных поколений и с той же целью -
    вступления к рассказу о центральном герое. При этом указывается на
    совпадение обстоятельств смерти Ивана Петровича Лаврецкого в "Дворянском
    гнезде" и Льва Степановича Столыгина в повести Герцена (А. С. Долинин. О
    книге В. А. Путинцева "Герценписатель". - Ученые записки Ленинградского
    госуд. педагог, ин-та, 1954, т. IX, вып. 3, стр. 306).}.
    
    
    "ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО" В ОТЗЫВАХ СОВРЕМЕННОЙ ПИСАТЕЛЮ КРИТИКИ
    
     Роман Тургенева при появлении в печати вызвал восторженные отклики
    читателей. ""Дворянское гнездо" имело самый большой успех, который
    когда-либо выпал мне на долю. Со времени появления этого романа я стал
    считаться в числе писателей, заслуживающих внимание публики", - писал сам
    Тургенев в предисловии к собранию своих романов в издании сочинений 1880 г.
    {Любопытный рассказ о том, как расхватывались и перепродавались по
    спекулятивным ценам экземпляры журнала, где был опубликован роман,
    приводится в воспоминаниях книгопродавца Н. И. Свешникова, - Н. И.
    Свешников. Воспоминания пропащего человека. "Academia", M.-Л. 1930, стр.
    361.} Большое количество статей и рецензий, которыми откликнулась пресса на
    появление "Дворянского гнезда", свидетельствовала о выдающемся
    литературно-общественном значении этого события.
     Роман был замечен и высоко оценен современниками, принадлежавшими к
    самым различным общественным кругам. О высоких художественных достоинствах
    "Дворянского гнезда", о впечатляющей силе его образов писали и представители
    эстетической критики Н. Ахшарумов {Н. Ахшарумов. "Дворянское гнездо" И. С.
    Тургенева ("Современник", январь 1859). - В кн.: "Весна", Литературный
    сборник на 1859 г., СПб., 1859, стр. 358-374.}, А. Пятковский {А.
    Пятковский. "Дворянское гнездо". Повесть И. С. Тургенева ("Современник",
    1859, Э 1). - "Журнал министерства народного просвещения", 1859, Э 5, отд.
    VI, стр. 95-111.}, М. Де-Пуле {М. Де-Пуле. "Дворянское гнездо" И. С.
    Тургенева, - P Сл, 1859, Э 11, отд. Ц, стр. 1-22; Нечто о литературных
    мошках и букашках. - "Время", 1861, Э 2, отд. III, стр. 115-131.}, и
    "почвенник" Ап. Григорьев {Ап. Григорьев. И. С. Тургенев и его деятельность.
    (По поводу романа "Дворянское гнездо"), - P Сл, 1859, ЭЭ 4, 5, 6, 8.}, и
    публицист либерального направления П. В. Анненков {П. В. Анненков.
    "Дворянское гнездо". Роман И. С. Тургенева. - P Вести, 1859, т. XXII, Э 8,
    стр. 508-538.}. В течение года четыре раза высказывал свое мнение о
    "Дворянском гнезде" на страницах "Современника" Н. А. Добролюбов {С, 1859,
    ЭЭ 2, 5, 6; 1860, Э 3 - в рецензиях на комедию Островского "Воспитанница",
    на сборник "Весна" и в статьях "Что такое обломовщина", "Когда же придет
    настоящий день".}. Горячо отзывался о новом произведении Тургенева M. E.
    Салтыков-Щедрин {Салтыков-Щедрин, т. XVIII, стр. 142-144.}, несколько статей
    посвятил этому произведению в разное время Д. И. Писарев {Д. И. Писарев.
    "Дворянское гнездо". Роман И. С. Тургенева. - "Рассвет", 1859, Э И, отд. II,
    стр. 23-40; Писемский, Тургенев и Гончаров. - P Сл, 1861, Э И, стр. 1-47;
    Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова. - P Сл,
    1861, Э 12, отд. И, стр. 1-52.}.
     С более или менее развернутыми отзывами о романе выстудили газеты "С. -
    Петербургские ведомости" (1859, Э 284, 31 декабря, в анонимном обзоре
    петербургских журналов), "Русский мир" (1859, Э 11, статья А. С.
    Гиероглифова), "Русский инвалид" (1859, Э 217, статья Л. Л-о), "Le Nord"
    (1859, Э 84), а также журналы (кроме названных выше) "Сын отечества" (1860,
    Э 6), "Северный цветок" (1859, Э 10) и "Искра" (1860, Э 1), где был помещен
    критический отклик на статью М. Де-Пуле в "Русском слове".
     При видимом единодушии хвалебных оценок в критике, посвященной
    "Дворянскому гнезду", отразились разные точки зрения на роман Тургенева и
    развернулась иногда скрытая, иногда явная полемика между авторами
    противоположных идеологических ориентации. В самом подходе к рецензируемому
    произведению и в особом внимании к той или иной стороне романа сказывалась
    иногда весьма определенная позиция критика. Так, в ряде рецензий
    общественное звучание романа Тургенева либо не замечалось вовсе, либо
    намеренно отрицалось, что особенно явственно проявилось в позиции критика
    "С. - Петербургских ведомостей". "В "Дворянском гнезде", - писал этот
    критик, - при всей наклонности нашего времени во всем видеть поучение или
    обличение, чрезвычайно трудно отыскать хотя бы малейший намек на тенденцию.
    Иные хотели видеть в романе г. Тургенева изображение трех поколений -
    екатерининского, александровского и николаевского - с целью указать, что все
    эти поколения оказались несостоятельными в жизни, и что настоящая жизнь
    принадлежит четвертому, будущему поколению, которое на минуту является в
    конце рассказа С.." Эти социальные и практические вопросы, которые на каждом
    шагу останавливают читателя "Обломова" - им нет места в "Дворянском гнезде"
    <...> роман г. Тургенева - высокая, чистая поэзия" (СПб Вед, 1859, Э 284).
     Критики той же ориентации видели в "Дворянском гнезде" гимн жизни со
    всеми ее светлыми и трагическими сторонами, восхищались Тургеневым как
    живописателем дворянского усадебного быта, как поэтом, который противостоит
    писателям критического направления {Обстоятельный разбор реакционной критики
    "Дворянского гнезда" в ее столкновении с революционно-демократической
    критикой дан в статье: М. О. Габель. Роман Тургенева "Дворянское гнездо" в
    общественно-политической и литературной борьбе конца 50-х годов. - Ученые
    записки Харьковского гос. библиотечного ин-та, Харьков, 1956, вып. II, стр.
    199-210; ср. A. H. Meнзоpова. Роман И. С. Тургенева "Дворянское гнездо"
    (Идеи и образы). Новосибирск, 1959, стр. 3-4.}.
     С развернутым возражением против такой оценки романа выступил в журнале
    "Русский вестник" П. В. Анненков {Поскольку идейная позиция П. В. Анненкова
    была во многих отношениях близка Тургеневу в конце 50-х годов, когда
    создавался роман "Дворянское гнездо", и автор более, чем с другими, считался
    с мнениями Анненкова о своем произведении, целесообразно обратиться к ряду
    забытых ныне суждений Анненкова - особенно в той части, которая
    характеризует реакцию автора статьи на произведенные Тургеневым изменения в
    тексте романа при его доработке.}. Задавшись целью "серьезно подумать о
    причинах того единогласного сочувствия и одобрения, того восторга и
    увлечения, которые вызваны были появлением "Дворянского гнезда"", автор
    приходит к выводу, что единодушие это вызвано не столько "торжеством поэзии
    и художнического таланта, самовластно подчиняющих себе разнороднейшие
    оттенки общественной мысли", сколько непониманием внутреннего значения
    произведения со стороны ряда критиков и недоразумением, которое нуждается в
    раскрытии (П. В. Анненков. Воспоминания и критические очерки, отд. II. СПб.,
    1879, стр. 194-195). Свое "раскрытие" идейного содержания "Дворянского
    гнезда" как произведения, связанного тончайшими нитями с современностью,
    Анненков полемически направляет против тех "искателей идеалов", которые
    стремятся прикрыть "щегольскими ширмами умиления" неприятные житейские
    истины, "требующие скорой и деятельной помощи", отвернуться от явлей -
    бытий, "волнующих общественную совесть и нарушающих безмятежное состояние души".
     "Сквозь запутанные определения идеал их, - пишет Анненков, - часто
    выглядывает не в образе эстетического понятия, а в форме полезной меры
    благочиния" (там же, стр. 200).
     Далее автор анализирует образ Лизаветы Михайловны, который привлек
    "искателей идеалов" своей видимой покорностью судьбе и благочинной
    нравственностью. "Но так ли все это? - спрашивает автор. - Кто из
    поклонников Лизаветы Михайловны заметил, что в нежную, грациозную и
    обаятельную форму ее облеклась такая строгая идея, какая часто бывает не под
    силу и более развитым и более крепким мышцам?" (стр. 199). Рассматривая
    драму Лизы как драму несоответствия ее внутреннего мира интересам того
    круга, к которому она принадлежит и который описан Тургеневым без
    какого-либо "потворства быту", Анненков видит действительное содержание
    нравственного чувства Лизы в той внутренней энергии, которая
    противопоставляет ее "условиям, притязаниям и понятиям" окружающей среды.
    Критик подчеркивает, что уход Лизы в монастырь, которому особенно рукоплещут
    новейшие искатели идеалов, желавшие сделать покорное отречение от радостей
    жизни законом для всех людей, является убежищем от требований проснувшейся
    мысли. Это протест, который приводит к поражению; чистая поэзия
    самоотречения, по мысли автора романа, лишает человека воли, простора и
    движения. "Иногда кажется даже, - пишет Анненков, - будто роман написан с
    целию подтвердить старое замечание, что великие жертвы, приносимые
    отдельными лицами ежедневно и по своему произволу, точно так же
    свидетельствуют о болезни общества, как и великие преступления" (стр. 215).
     Очевидно, Анненков сыграл какую-то роль в обнажении этой мысли в романе
    в процессе его совершенствования, так как, характеризуя критические
    интонации Тургенева по отношению к Лизе, он отмечает их относительную
    недостаточность: "От превосходного образа Лизы, даже и теперь, после
    тщательной его обработки, все-таки отделяется мысль, что зародыш настоящей
    поэзии, питающей сердце, заключается в свободном обмене чувств, подобно
    тому, как условия общественного просвещения заключаются в обмене мыслей"
    (стр. 215).
     Если в этой своей мысли критик солидаризировался с принципами
    демократической этики, оказавшей несомненное воздействие и на Тургенева, то
    в другом вопросе, касавшемся социальных теорий современности, Анненков
    занимает позицию критическую - и по отношению к революционному содержанию
    этих теорий, и по отношению к роману Тургенева, где нашла место мысль о
    неизбежности демократизации деятельных сил общества.
     Признавая необходимость "изменения порядка вещей", разрушающего устои
    государства, т. е. признавая необходимость экономической реформы, Анненков
    считает, что этому радикальному изменению порядка должно предшествовать
    изменение в образе жизни самих людей и, прежде всего, обновление того круга,
    которому Тургенев дал название "Дворянское гнездо". Более того, Анненков
    признает очевидной необходимость "освежения" и даже "упрощения" этого круга
    (стр. 219). Но как только речь заходит о конкретном, классовом раскрытии
    понятия "упрощения" и, в частности, когда в "Дворянском гнезде" Тургенев
    привлекает внимание читателя к демократическому происхождению Лаврецкого,
    объясняя этим врожденное гуманное чувство героя, Анненков реагирует на это
    весьма иронически: "Плебейская кровь, которая отчасти течет в его жилах,
    помогает его усилиям, но не создала их, как намекает автор, не вполне
    основательно, по нашему мнению: плебейская кровь также нуждается в обуздании
    ее духовным началом, может быть даже более, чем какая-либо другая.
    Энергическое управление своим внутренним миром - вот где единственная
    доблесть Лаврецкого, не имеющего других доблестей" (стр. 210).
     Либерально-славянофильские тенденции проявились в той оценке
    "Дворянского гнезда", которую дал Ап. Григорьев в статье "И. С. Тургенев и
    его деятельность (по поводу романа "Дворянское гнездо")". Анализируя роман с
    точки зрения его близости к русской национальной стихии, критик видит в
    образах Лизы и Лаврецкого идеальное выражение вечной и неизменной сущности
    русского народа, он подчеркивает их органичную связь с родной почвой - со
    всем укладом русской жизни, с ее бытом и поэзией. К числу исконных
    национальных особенностей Ап. Григорьев относит и обломовские черты
    Лаврецкого, которые, по мнению критика, представляют собой явление
    вневременное и не подлежащее изменениям. Раскрытие этих черт в их
    поэтическом проявлении делает Тургенева певцом народной правды, перед
    которой смиряется не только Лаврецкий, но и сам писатель {В первой статье
    молодого Писарева о "Дворянском гнезде" также подчеркивается национальная
    самобытность писателя, выразившаяся в создании истинно русских типов и в том
    числе Лаврецкого, отличительной чертой которого является мужественное
    смирение перед жизнью ("Рассвет", 1859, Э 11).}. Такое осмысление романа
    заключало в себе полемику против революционных демократов, видевших в
    обломовщине явление социально обусловленное и тормозящее ход истории.
     По воспоминаниям современников, особую позицию в оценке романа
    Тургенева занял А. Н. Островский, которому оказался чужд замысел Тургенева
    показать героиню в момент острого конфликта между ее нравственными
    убеждениями и естественным влечением сердца. Сохранился следующий отзыв А.
    Н. Островского: ""Дворянское гнездо", напр., очень хорошая вещь, но Лиза для
    меня невыносима: эта девушка точно страдает вогнанной внутрь золотухой" {Л.
    Новский (H. H. Луженовский) Воспоминания об А. Н. Островском. - P Вед, 1887,
    Э 134, от 18 мая.}.
     Вопросы нравственно-философские заняли в полемике значительное место.
    Именно в этом русле чаще всего рассматривалась проблема смирения и долга,
    столь явственно выделяющаяся не только в "Дворянском гнезде", но и в ряде
    других произведений Тургенева.
     Часть критики истолковала основную этическую коллизию романа в духе
    христианской морали. ""Дворянское гнездо" - это произведение, выражающее
    идеал язычника, который еще не отказался от поклонения Венере, но уже познал
    прелесть более сурового культа, к которому его влекут, порой против
    собственной воли, стремления его больной и растроганной души", - так
    отозвалась о романе в письме к Тургеневу E. E. Ламберт, увидевшая в этом
    произведении отражение своих собственных нравственно-философских воззрений
    {H. Granjard. Ivan Tourguenev, la comtesse Lambert et "Nid de seigneurs".
    Paris, 1960, стр. 60-61.}.
     Сходные мысли были высказаны в статье Евгении Тур, написанной по поводу
    выхода в свет романа "Отцы и дети".
     По словам этой писательницы, "сокрушение Лаврецкого, его смирение перед
    судьбою, выражение, что он стих и покорился, было очень знакомо многим и
    многим" {"Северная пчела", 1862, Э 91 от 4 апреля.}.
     Как уже говорилось, полное развитие эта мысль применительно к
    "Дворянскому гнезду" получила в статьях Ап. Григорьева и встретила
    решительный отпор со стороны демократической критики, в частности Писарева.
    В статье "Писемский. Тургенев и Гончаров" Писарев отвечает "нестройным
    критикам", пришедшим "в неописуемый восторг оттого, что наши повествователи
    преклоняются будто бы перед народною правдою и святынею". Поставив перед
    собой задачу "оправдать Тургенева и Писемского от упрека в славянофильстве",
    Писарев напоминает о том, что Лаврецкий, мягкий и терпимый к глупостям и
    подлостям других людей, не заслуживает порицания как личность гуманная, но
    должен быть признан несостоятельным на поприще широкой деятельности ("Как
    деятель, он - нуль"), по приговору самого Тургенева.
     Тургенев далек, по мнению критика, от славянофильской точки зрения и
    там, где он противополагает самородные полудикие натуры натурам,
    обесцвеченным цивилизацией, не думая выхвалять один народ за счет другого и
    лишь обнимая своим могучим синтезом все разнообразие явлений жизни. При этом
    Писарев подчеркивает, что отношение Тургенева к явлениям современной жизни
    носит преимущественно отрицательный характер {P Сл, 1861, Э 11, отд. II,
    стр. 1-47.}.
     В другой своей статье: "Женские типы в романах и повестях Писемского,
    Тургенева и Гончарова" - Писарев развивает мысли предыдущей статьи на
    примере женских судеб, выведенных Тургеневым в "Рудине", "Асе", "Фаусте",
    "Дворянском гнезде" и "Накануне". Критик намеренно избирает аспект,
    противоположный славянофильскому. Он предупреждает: "Я буду выбирать только
    те личности, которые еще борются с жизнью и чего-нибудь от нее требуют.
    Женщины, уже помирившиеся с известною долею, не войдут в мой обзор потому,
    что они, собственно говоря, уже перестали жить" {P Сл, 1861, Э 12, отд. II,
    стр. 9.}. Говоря об огромной нравственной силе тургеневских героинь,
    поставленных в трагические отношения к действительности, к жестокому миру
    господствующей морали, Писарев отмечает движение, которое совершает Тургенев
    от умозрительной и мало связанной с задачами времени постановки этических
    проблем к жизненно-конкретной и граждански значимой. Намекая на
    "невозможность договориться до последнего слова" по цензурным соображениям,
    Писарев пишет: "Лиза ближе Веры стоит к условиям нашей жизни; она вполне
    правдоподобна; размеры ее личности совершенно обыкновенные; идеи и формы,
    сдавливающие ее жизнь, знакомы как нельзя лучше каждому из наших читателей
    по собственному горькому оиыту. Словом, задача, решенная Тургеневым в
    абстракте в повести "Фауст", решается им в "Дворянском гнезде" в приложении
    к нашей жизни" {P Сл, 1861, Э 12, отд. II, стр. 44.}.
     Характерно, что новый общественный смысл, который приобрели в
    "Дворянском гнезде" издавна волновавшие Тургенева проблемы счастья, долга,
    смирения, был замечен не только в демократическом лагере. В статье "Нечто о
    литературных мошках и букашках (по поводу героев г. Тургенева)"
    представитель идеалистической критики М. Де-Пуле писал: "При внимательном
    чтении "Дворянского гнезда.", это произведение представляет весьма заметный
    перелом в авторской деятельности г. Тургенева. Лаврецкий смиряется перед
    народностью, т. е. простонародностью, следовательно, низводится с
    литературной высоты, на которой стоял и (что делать, сознаемся в своей
    слабости!) должен стоять тот тип, которого он является представителем"
    {"Время", 1861, Э 2, стр. 126.}.
     Заметной идейной перестройкой Тургенева после появления в свет повести
    "Ася" и критических статей, направленных в его адрес, и объясняется та
    поощрительная позиция, с которой было встречено "Дворянское гнездо"
    революционно-демократической критикой, не нашедшей в новом произведении
    автора полного единомыслия, но горячо приветствовавшей критический пафос и
    демократические тенденции романа.
     Неоднократные отклики Добролюбова на появление "Дворянского гнезда"
    содержат признание его высоких художественных достоинств. Наиболее подробно
    критик анализирует роман в статье "Когда же придет настоящий день?",
    написанной в связи с появлением романа "Накануне", но в большой мере
    относящейся и к "Дворянскому гнезду" {С, 1860, т. LXXX, Э III, отд. 3, стр.
    31-72.}.
     Добролюбов подчеркивает, что главной задачей литературной критики он
    считает разъяснение тех явлений действительности, которые вызвали к жизни
    известное художественное произведение. По отношению к творчеству Тургенева
    эта задача имеет особенный смысл, так как Тургенева "по справедливости можно
    назвать живописателем и певцом той морали и философии, которая
    господствовала в нашем образованном обществе в последнее двадцатилетие. Он
    быстро угадывал новые потребности, новые идеи, вносимые в общественное

/ Полные произведения / Тургенев И.С. / Дворянское гнездо

Смотрите также по произведению "Дворянское гнездо":

• Сочинения
• Краткое содержание
• Характеристика героев