Сказки

Содержание:
Счастливый принц
Мальчик и Великан
Необыкновенная история, случившаяся с патроном для фейерверка
Счастливый Принц
Счастливый Принц стоял на стройной колонне, возвышаясь над черепичными крышами и острыми шпилями. Его одежда была сшита из тонких листьев самого лучшего золота, глаза ему заменяли два светлых сапфира, а на рукояти его шпаги пылал ярко-красный рубин. Жители города были от него в восторге.
"Он прекрасен, как мой флюгер," -- сказал Советник, которому очень хотелось, чтобы все знали про его тонкий художественный вкус. "Но не так полезен," -- поспешно добавил он, опасаясь показаться непрактичным.
"Вот с кого надо брать пример! -- говорили молодые мамы своим детям. -- Счастливый Принц никогда не плачет."
"Как я рад, что хоть кто-то на этой земле действительно счастлив," -- грустно промолвил кто-то в сером плаще, глядя на великолепный памятник из темной подворотни.
"Он совсем, как ангел!" -- говорили приютские девочки, когда шли домой из храма в своих красненьких курточках и чистых белых передничках. "Откуда вы знаете? -- спросил Учитель Математики. -- Вы же никогда не видели ангелов." "Видели, видели, -- защебетали две сестренки, -- они приходят к нам во сне." Учитель Математики сразу нахмурил брови и стал совсем строгим. Ему очень не нравилось, что дети видят сны.
Как-то ночью над городом летел маленький Скворец. Его друзья еще шесть недель назад улетели в далекий Египет, а он остался. Скворец был влюблен в прекрасную Тростинку. Он встретил ее на ранней весной, когда в погоне за желтым мотыльком летел вниз по реке. Его так очаровала ее грациозность, что он остановился поговорить с ней. "Будьте моей женой." -- решительно сказал Скворец. Он привык сразу браться за дело. Тростинка сделала ему низкий поклон. И Скворец стал летать, летать вокруг нее, касаясь реки крыльями, иС покрывая воду тонкой серебристой рябью. Так он провел все лето.
"Что за нелепая привязанность," -- чирикали другие скворцы: "У нее совсем нет денег, к тому же родственников пруд пруди." И правда, вся река была запружена тростником.
Когда пришла осень, птицы улетели. Скворец почувствовал себя одиноким, и возлюбленная стала понемногу надоедать ему. "Она даже не умеет разговаривать, -- заметил он. -- Наверное она кокетка -- она все время флиртует с ветром." Даже после легкого дуновения Тростинка рассыпалась множеством изящных реверансов. "Пускай она и домоседка, зато мне нравится путешествовать, значит и жене моей должно нравиться". "Отправишься со мной?" -- спросил он наконец. Но Тростинка лишь покачала головой, -- она так была привязана к своему дому... "Ты просто дурачила меня!" -- вскричал он: "Чтож, прощай! -- Меня ждут Фараон и Египетские Пирамиды. Счастливо оставаться!" И Скворец улетел.
Он летел весь день, и только ночью оказался в городе. "Где же мне переночевать? -- подумал Скворец. Надеюсь, Городские Власти уже приготовились к моему прилету." Тут он увидел памятник, стоящий на высоченной колонне.
"Вот где я остановлюсь! -- воскликнул Скворец. -- Прекрасное местечко, и столько свежего воздуха!" И он устроился прямо между туфель Счастливого Принца.
"Сегодня у меня золотая спальня," -- самодовольно оглядываясь сказал он. И только он хотел спрятать голову под крыло, как -- кап! -- откуда-то сверху на него упала капля. "Вот так история, -- встрепенулся Скворец. -- На небе ни облачка, все звезды видно, и все равно идет дождь! Не зря говорят, что на Севере Европы отвратительный климат. Только этой дурочке тростинке мог нравиться дождик."
"Кап!" -- и еще одна капля упала на него. "Какой прок во всех этих памятниках, если они даже от воды не могут защитить. Полечу, поищу приличный дымоход". Не успел он раскрыть крыльев, как опять на него упала капля. Скворец сердито взглянул вверх, и ... Что же он увидел? Глаза Счастливого Принца были полны слез, слезы стекали по золотым щекам и падали вниз. Лицо его было так прекрасно в лунном свете, что маленькому Скворцу стало жаль Принца.
"Кто ты?" -- спросил он. "Счастливый Принц". "Почему же ты плачешь? Я уже весь вымок".
"Когда я жил, и сердце у меня было человеческое, -- отвечал памятник, -- я не знал что такое слезы. Я жил во Дворце Утех, куда запрещен вход печали. Днем я играл с друзьями в саду, а вечером открывал бал в Главной Зале дворца. Сад был обнесен высокой стеной, но мне и знать не хотелось, что за ней. Ведь вокруг все было так прекрасно... Придворные звали меня Счастливым Принцем. О! Если удовольствия могут принести счастье, как я был счастлив! А потом я умер. И сейчас они поставили меня так высоко, что я вижу всю скорбь и всю нищету моего города. И хоть сердце у меня теперь оловянное, я не могу не плакать".
"Вот как! А я думал он весь из золота", -- подумал Скворец. Но он был слишком вежлив, чтобы делать замечания вслух.
"Далеко отсюда, -- сказал Принц тихим нежным голосом, -- есть тихая улица, а на ней старенький дом. Одно окно в нем открыто, и я вижу женщину, которая сидит за столом. У нее худое измученное лицо, и усталые красные руки, все исколотые штопальной иглой. Она швея, и сейчас она вышивает Цветы Любви на атласном платье прекраснейшей из королевских фрейлин. Ей надо успеть к Придворному Балу. В углу на кроватке лежит ее сын. Он тяжело болен, у него жар, и он просит апельсинов. Но в доме ничего нет, и мама может только напоить его водой из реки, поэтому он все время плачет. Дорогой Скворец, отнеси ей, пожалуйста, рубин из моей шпаги. Мои ноги приросли к этой колонне, и я не могу сойти отсюда".
"Но меня ждут в Египте, -- сказал Скворец. Мои друзья уже давно летают над Великим Нилом, над его берегами, богатыми молоком и медом. Там они беседуют с огромными белыми лилиями. Скоро они полетят на ночлег в чертог Великого Тутанхамона. Сам Тутанхамон уже лежит там в своей раскрашенной усыпальнице. На нем желтое льняное одеяние, а вокруг курятся благовония. На шее у него ожерелья из зеленого нефрита, а руки похожи на осенние листья".
"Милый мой Скворец, неужели ты не задержишься на одну ночь, и не сослужишь мне службу? Мальчику так тяжело в горячке, а его мать падает с ног от усталости".
"Вообще-то я не очень люблю мальчишек, -- ответил Скворец. -- Прошлым летом, когда я жил у реки, два здоровенных парня, дети мельника, все время бросали в меня камнями. Конечно же, они не попали. Мы, скворцы, слишком хорошо для этого летаем. К тому же, мое семейство всегда отличалось быстротой и проворностью. Хоть попасть они и не могли, все же это было явное неуважение с их стороны".
Но Счастливый Принц был так расстроен, что Скворцу стало немного стыдно. "Ладно, -- пробурчал он, -- я, так и быть, задержусь на ночь, и сделаю, что ты меня просишь. Хотя все-таки у вас здесь слишком холодно".
"Спасибо тебе, скворчонок," -- сказал принц.
Скворец отколол большой рубин со шпаги Принца, и понес его в клюве над городскими крышами. Он пролетел около городского собора с мраморными ангелами, мимо замка, мимо радостных звуков бала и танцев. Прекрасная девушка стояла на балконе со своим возлюбленным.
"Какие здесь удивительные звезды, -- сказал он ей. -- И как удивительна сила любви". "Я как раз приказала вышить Цветы Любви на моем новом платье, -- ответила она. -- Надеюсь, оно будет готово к Придворному Балу. Впрочем, эти швеи так ленивы".
Скворец пролетал над рекой, и видел сигнальные огни на мачтах кораблей. Он пролетал над гетто, и видел как старые евреи торговались друг с другом, звеня медью. Наконец, он нашел тот самый дом, и заглянул внутрь. Бедный мальчик метался на своей кровати, а мама его так устала, что заснула склонившись над неоконченным платьем. Скворец впорхнул внутрь, и положил рубин рядом с наперстком. Потом он нежно облетел кровать мальчика, и взмахами своих крыльев постарался развеять его жар. "Как хорошо, -- прошептал ребенок, -- мне уже легче", и забылся легким сном.
Скворец вернулся к Счастливому Принцу, и рассказал ему, все что сделал. "Забавно, -- добавил он, -- почему-то мне сейчас тепло, а вокруг по-прежнему холод." "Это потому, что ты сделал доброе дело", -- сказал Принц. Маленький Скворец задумался, и заснул. Начав думать, он обычно сразу засыпал.
Когда выглянуло солнце, он полетел к реке и выкупался в ней. "Какой интересный случай!" -- сказал Профессор Птичьих Наук, переходя над речкой по мосту. "Скворец зимой!" И он сразу написал про это большую статью в городскую газету. Жители с гордостью показывали друг другу этот номер -- там было столько непонятных слов!
"Сегодня ночью я полечу в Египет," -- сказал Скворец, и эта мысль его очень обрадовала. Он успел облететь все городские достопримечательности, и даже посидел на шпиле городского собора. Где бы он не появился, воробьи начинали щебетать. "Кто этот загадочный странник?" -- спрашивали они друг друга. Скворец остался очень доволен собой. Когда наступила ночь, и полная луна ярко светила на небе, он заглянул попрощаться к Счастливому Принцу.
"У тебя нет каких нибудь поручений в Египте?" -- прокричал Скворец: "Я сейчас как раз туда отправляюсь".
"Дорогой Скворец, -- сказал Принц, -- ты не останешься со мной еще на одну ночь?"
"Но меня ждут в Египте", -- ответил Скворец. "Завтра мои друзья полетят к Великому Водопаду. Там, среди камышей, в зарослях таятся левиафаны. Там сидит на высоком гранитном троне царь Мемнон. Всю ночь он пристально смотрит на звезды, а когда появляется первый солнечный луч лишь один горький стон вырывается из него, и потом он опять пребывает в безмолвии. В полночь, огромные желтые львы спускаются к реке, чтобы напиться воды. Их глаза светятся в ночи, подобно зеленоватым бериллам, а грозный рык звучит громче грохота водопада.
"Милый мой Скворец", -- сказал Принц. -- Далеко отсюда я вижу юношу, склонившегося над столом, заполненном бумагами. Он работает на низком чердаке, а рядом с ним, в стакане, стоит букетик засохших фиалок. У него коричневые, вьющиеся волосы и воспаленные обветренные губы. Большие глаза устало смотрят на работу. Ему надо успеть закончить пьесу для Директора Театра, но юноша так замерз, что уже не может писать. В камине давно нет огня, а от голода он уже обессилел".
"Я останусь с тобой еще на одну ночь", -- сказал Скворец. У него действительно было доброе сердце. "Мне отнести еще один рубин?"
"Увы! У меня больше нет рубинов", -- сказал Принц. "Все что осталось -- это мои глаза. Они сделаны из редких драгоценных сапфиров, которые привезли из Индии тысячу лет назад. Выклюй один из них, и отнеси юноше. Он продаст его ювелиру, купит себе дров, и окончит пьесу.
"Дорогой Принц", -- сказал Скворец, -- но я не могу этого сделать", и горько заплакал. "Маленький, маленький скворчонок, -- промолвил Принц, -- сделай, как я велю".
Тогда Скворец выклевал один глаз Принца, и полетел на чердак к бедному сочинителю. Попасть внутрь было нетрудно, потому что крыша была насквозь дырявой. Сразу под ней -- темная комнатушка. Юноша спал за столом, положив голову на руки, и не слышал шума птичьих крыльев. Когда, очнувшись, он поднял голову -- на засохших фиалках лежал великолепный сапфир. "Меня начинают понимать! -- вскричал он. -- Кто-то прочел мою книгу. Сейчас, сейчас я закончу эту пьесу!" Теперь у него был вид самого счастливого человека на земле.
На следующий день Скворец полетел в гавань. Он сидел на мачте огромного парусника, и смотрел, как моряки вытягивали на канатах большие ящики из трюма. "Взя-ли! Раз-Два!" -- кричали они, поднимая очередной ящик. "Я лечу в Египет!" -- закричал Скворец, но никому не было до него никакого дела.
Когда взошла луна, он залетел к Счастливому Принцу. "Я хочу попрощаться с тобой, -- прокричал он. "Добрый Скворец, -- сказал Принц, -- ты не останешься со мной еще на одну ночь?"
"Уже зима, -- ответил Скворец, -- и скоро сюда придет холодный Снег. А в Египте солнце греет верхушки пальм, крокодилы нежатся в теплой тине, и лениво посматривают на все вокруг. Мои друзья строят гнездо в Баальбеке, а белые и розовые голуби воркуют, наблюдая за ними. Дорогой Принц, я должен улетать, но я никогда не забуду тебя. Следующей весной я принесу тебе два прекрасных драгоценных камня, вместо тех, которые ты отдал. Рубин будет алее красных роз, а сапфир голубее Великого Моря".
"Там внизу, на площади, -- сказал Счастливый Принц, -- стоит маленькая девочка, которая продает спички. Она уронила спички в канаву, и теперь они все промокли. Отец будет бить ее, если она не принесет денег, поэтому она плачет. У нее нет ни ботинок, ни чулок, и ветер продувает ее насквозь. Возьми мой второй глаз и отнеси ей, тогда отец не накажет ее".
"Я останусь с тобой еще на одну ночь, -- сказал Скворец, -- но я не могу взять твой второй глаз. Ты тогда станешь слепым!" "Милый мой Скворец! -- сказал Принц. -- сделай, как я велю тебе".
Скворец выклевал второй глаз Принца, и ринулся вниз. Он промелькнул мимо девочки, а когда она опомнилась, в ее ладони сверкал сапфир. "Какая стекляшечка!" -- обрадовано сказала она, и весело побежала домой.
Скворец вернулся к Принцу и сказал: "Ты теперь совсем слеп, и я останусь с тобой навсегда".
"Нет, маленький мой Скворец, -- сказал несчастный принц, -- тебе пора лететь в Египет".
"Я останусь с тобой навсегда", -- повторил Скворец, и заснул в ногах у Принца.
Уже рано утром он сидел на плече у Принца и рассказывал ему все, что он видел за морем. Он рассказал про красных ибисов, которые стоят вдоль берегов Нила, и ловят своими клювами золотых рыбок; про Сфинкса, который стар как мир, живет один в страшной пустыне, и знает все что происходит на земле; про торговцев, чинно путешествующих на спинах своих верблюдов с янтарными четками в руках; про черного, как смола, Царя Лунных Гор, который поклоняется Сияющему Кристаллу; про огромного зеленого змея, который живет на пальме, а двадцать жрецов кормят его сладкими лепешками; про карликов, которые переплывают озера на листьях гигантских деревьев, и вечно воюют с бабочками.
"Добрый мой Скворец, -- сказал Принц. -- Ты рассказал мне много удивительного, но что может быть удивительнее человеческого горя. Нет Тайны столь великой, как Страданье. Облети, маленький Скворец, мой город, и расскажи, что ты увидишь".
И Скворец полетел над городом, и увидел богатых, веселящихся во все дни светло, и нищих сидящих у ворот их. Он полетел по темным переулкам, и увидел изможденные лица голодных детей, устало смотревших на пустынные, черные улицы. Под аркой моста, обнявшись, чтобы хоть немного согреться, лежали два мальчика.
"Есть хочется" -- еле слышно шептали они.
"Здесь лежать не положено!" -- прокричал им Смотритель Порядка, и они побрели куда-то под проливным дождем.
Скворец вернулся, и рассказал Принцу все, что увидел. "Я весь покрыт чистым золотом", -- отвечал Принц. "Сними его, и раздай моим беднякам; люди уверены, что золото может сделать их счастливыми".
Листочек за листочком Скворец снимал золото, пока Счастливый Принц не стал совсем серым и печальным. Листочек за листочком он разносил золото бедным, и на лицах детей появился румянец. "У нас есть хлеб", -- радостно кричали они, играя друг с другом и весело толкаясь. Потом пришел Снег, а за ним и Мороз. Улицы стали такими светлыми и блистающими, словно они были сделаны из стекла. Хрустальными кинжалами свисали с крыш длинные сосульки. Жители завернулись в шубы, а дети, свисали с крыш. Жители завернулись в шубы, а дети, надев теплые шапочки, помчались на каток.
Маленький Скворец все больше и больше замерзал. Когда булочник не видел его, он подбирал крошки перед дверью кондитерской. Бедняжка пытался согреться, хлопая крыльями. Наконец он понял, что умирает. Собрав свои силы, он последний раз взлетел на плечо Счастливого Принца.
"Прощайте, дорогой Принц! -- выговорил он. -- Разрешите мне поцеловать Вашу руку".
"Маленький Скворец, я рад, что ты наконец-то побываешь в Египте, -- сказал Принц. -- Ты слишком долго здесь задержался. Но тебе надо поцеловать меня в губы, ведь я люблю тебя".
"Но я отправляюсь не в Египет, -- сказал Скворец. -- Я отправляюсь в Замок Смерти. Смерть -- сестра Сна, правда?" Он поцеловал Счастливого Принца в губы, и упал на его туфли.
В этот момент, странный треск прозвучал внутри памятника, будто что-то разбилось. Это оловянное сердце раскололось надвое.
Был жуткий мороз.
Следующим утром, Городской Глава проходил по площади, окруженный своими Советниками. Подойдя к колонне он поднял голову вверх. "Бог ты мой! -- воскликнул он. Наш Принц-то совсем поистрепался!" "Действительно", -- сказали Советники, которые всегда соглашались с Главой, и тоже посмотрели наверх.
"Рубин выпал, глаз больше нет, и позолота облезла, -- сказал Глава. -- Ничуть не лучше нищего!"
"Ничуть не лучше нищего", -- повторили Советники.
"И какая-то мертвая птица у него в ногах! -- продолжал Глава. -- Нам надо издать Указ, что птицам КАТЕГОРИЧЕСКИ запрещается умирать здесь".
И Секретарь сделал пометку в своей записной книжке. Памятник Счастливому Принцу убрали.
"Раз он более не прекрасен, то он более и не нужен". -- сказал Профессор Искусств в Университете.
Затем памятник расплавили в печи, и Городской Совет стал решать, что делать с металлом. "Конечно же, -- сказал Глава, -- надо сделать новый памятник. -- И на этот раз мне".
"И на этот раз мне", -- повторили Советники, и сразу переругались друг с другом. Так они бранятся до сих пор.
"Что такое? -- спросил сам себя Смотритель Печи. -- Это разбитое оловянное сердечко не расплавилось! Ну и шут с ним!" И он швырнул его на грязную свалку, где уже лежал мертвый Скворец.
И сказал Господь Ангелу Своему: "Спустись в этот город, и принеси Мне самое драгоценное, что найдешь там". Пошел Ангел по слову Господню, взял с мусорной кучи оловянное сердечко и мертвую птицу, и принес их пред лицо Божие. "Ты правильно выбрал, -- сказал Господь. -- Голос Маленького Скворца не умолкнет в саду Моем, а Счастливый Принц восславит Меня в Небесном Городе Любви, и радости этой никто не отнимет у них".
Мальчик и Великан
Каждый день, возвращаясь домой из школы, дети шли поиграть в сад Великана. Это был большой красивый сад. Земля там была устлана мягкой зеленой травой, над которой возвышались цветы, похожие на маленькие звездочки. Двенадцать персиковых деревьев весной были осыпаны розовыми и жемчужно-белыми цветами, а осенью дарили всем свои замечательные плоды. Птицы садились на эти деревья, и так пели свои песни, что дети забывали про игры и слушали, слушали ... "Как же здорово здесь!"- говорили они друг другу.
Настал день, когда Великан вернулся домой. Он был в гостях у своего друга корнуэльского людоеда, и провел там семь лет. За эти семь лет Великан успел сказал все, что хотел сказать (он не любил слишком долгих бесед), и решил вернуться в свой родной замок. Подойдя к дому, он обнаружил детей, преспокойно игравших в его саду. "Что вы здесь делаете?!" -- прорычал Великан, и сад вмиг опустел. "Это мое поместье, -- подумал он. -- И играть здесь буду я сам с собой".
Великан построил вокруг высокий забор, и повесил табличку: "Посторонним вход запрещен". Бедный Великан -- себя он любил больше всех.
А детям стало негде играть. Они пробовали играть на дороге, но там валялись большие пыльные камни, и нельзя было играть в салочки. Один за другим, дети тихонько подходили к забору, чтобы хоть в щелочку взглянуть на прекрасный сад. Но плотно пригнанные доски надежно охраняли владения Великана. "Ах, как хорошо нам там было!" -- вздыхали дети.
Пришла весна, и все вокруг расцвело, защебетало. Только в саду Великана была зима. Там не было детей, и птицам не кому было петь свои песни. Не было детей, и деревья не стали расцветать. Какой-то маленький цветочек высунул свою головку из-под земли, но когда он прочел табличку, ему стало так жалко детей, что он опять заснул. Зато Снег и Мороз решили: "Раз Весна забыла про этот сад, мы останемся здесь навсегда".
Снег покрыл тонкие стебельки своей пышной мантией, а Мороз разукрасил голые деревья тонкими серебряными кружевами. В гости они позвали Северный Ветер. Закутанный в меховую шубу он стал носиться между деревьями, и завывать в печной трубе. "Очаровательное местечко! -- сказал он. Надо позвать Град." И наутро Град изо всех сил швырял маленькие острые льдинки по крыше дома, пока не разбил всю черепицу. Потом он помчался наперегонки с Северным Ветром. От его дыханья веточки превращались в прозрачные сосульки, падали и разбивались.
"Никак в толк не возьму, почему Весна так опаздывает", -- вздыхал Великан. В который уже раз он подходил к окну, но там был все тот же белый, холодный сад. "Ну, ничего, -- говорил он, скоро погода изменится".
Погода и не думала меняться. Даже Осень, дарившая всем свои золотистые фрукты, обошла стороной сад Великана. "Он такой жадный" -- фыркнула она. Только Зима, только Северный Ветер и Град хозяйничали там. И Белый Снег танцевал свой странный танец, перебегая от дерева к дереву.
Как-то утром, еще лежа в кровати, Великан услышал прекрасную музыку. Эти тихие звуки так ему понравились, что он подумал: "Наверное кто-то из королевских музыкантов проходит около дома". А это просто маленькая коноплянка пела свою весеннюю песенку. Великан так долго не слышал птиц, что эта незатейливая мелодия была для него лучшей в мире. Град прекратил свою безумную пляску на крыше, затих удивленно Северный Ветер, и восхитительный аромат донесся до Великана.
"Весна! Явилась -- не запылилась!" -- воскликнул он, выпрыгнув из под одеяла, и подбежав к окну. Что же он там увидел? -- Удивительную картину. Дети пролезли через маленькую дыру в уже обветшалом заборе, и весело расселись на ветках деревьев. Деревья были так рады опять встретить детей, что сразу же расцвели. Теперь они нежно покачивали ветвями над маленькими детскими головками. Только в дальнем углу сада все еще царила Зима. Там, под деревом, стоял один мальчик и горько плакал. Он был совсем маленький, и не мог залезть наверх. Снег падал на его плечи, а крошечные ножки посинели от холода. "Забирайся сюда", -- прошелестело дерево, пытаясь опустить пониже заиндевелые ветки, но мальчик был слишком мал. И сердце Великана растаяло, когда он увидел это. "Какой же я негодяй! -- подумал он. Вот почему Весна не пришла ко мне. Сейчас я подсажу малыша на самую верхушку. Я снесу этот забор, и в моем саду всегда будут играть дети". И Великану стало так стыдно за то, что он натворил...
На цыпочках он спустился вниз, тихо-тихо открыл входную дверь и ступил в сад. Увидев Великана дети так напугались, что сразу бросились врассыпную. И в саду опять воцарилась Зима. Только самый маленький мальчик ничего не видел, потому что глаза его были полны слез. Великан тихонько подошел к нему, бережно взял его на руки, и посадил на самую большую ветку. И внезапно дерево распустилось, и птицы запели в его ветвях. А мальчик протянул свои ручонки к Великану, обхватил его за шею, и поцеловал. Тут все дети увидели, что Великан уже больше не злой, и радостно побежали в сад. Вместе с ними пришла и Весна. "Теперь это ваш сад", -- сказал Великан, и взяв большой топор разрубил забор на маленькие кусочки. А когда в полдень все взрослые отправились по своим делам, Великан играл с детьми в таком прекрасном саду, лучше которого им никогда не приходилось видеть. Дети играли весь день напролет, и вечером пришли к Великану пожелать спокойной ночи.
"А где же ваш маленький приятель? -- спросил он, -- мальчик, которого я посадил на дерево". Великан полюбил его больше всех, потому что он один поцеловал Великана. "Мы не знаем, -- отвечали они. Наверное он уже ушел". "Тогда скажите ему, пусть обязательно приходит завтра", -- сказал Великан. Но оказалось, что дети видели его в первый раз, и не знали, где он живет. Великан загрустил.
Теперь каждый день, после школы, дети приходили к нему играть. Но тот мальчик, которого так полюбил Великан, больше не появлялся. Великан очень тосковал о своем друге. "Как бы я хотел повидать его!" -- вздыхал он. Дни шли за днями, и Великан стал совсем старым. Он уже не мог играть, поэтому он просто сидел в своем большом кресле, и с любовью смотрел на сад и на детей. "Какие хорошие у меня цветы", -- думал он: "Но, что ты не говори, а дети лучше всех цветов на свете".
Как-то зимним утром, встав с кровати, Великан выглянул в окно. Он уже больше не боялся зимы, ведь это же просто спящая весна, когда цветы отдыхают и набираются сил. Вдруг он в изумлении протер глаза и прильнул к окну. Боже, какая красота! Дерево в дальнем углу сада расцвело прекрасными белыми цветами. Серебристые фрукты свешивались с позолоченных веток. А внизу, под деревом... Внизу стоял тот самый мальчик! Забыв, сколько ему лет, Великан кубарем скатился с лестницы и побежал ко краю сада. Подойдя совсем близко, Великан в ужасе остановился. На запястьях мальчика были безобразные раны, похожие на следы двух больших гвоздей, и такие же следы были на его маленьких ножках.
"Кто посмел?" -- задыхаясь от гнева спросил Великан. "Кто посмел нанести эти раны? Я возьму свой большой меч и поражу его". "Нет", -- сказал мальчик, "это раны Любви". Вдруг Великан почувствовал себя совсем крохотным, и странный страх охватил его. "Кто Ты?" -- спросил он, опускаясь на колени. Мальчик с любовью и нежностью смотрел на него. "Ты не закрыл для Меня сад твой, и Мой сад открыт для тебя. Сегодня же ты будешь со Мною в Раю". Когда дети прибежали в сад, они увидели лежащего под деревом Великана, осыпанного белыми цветами.
Необыкновенная история, случившаяся с патроном для фейерверка
Королевский дворец шумел, как разбуженный улей. Служанки мыли окна, лакеи украшали комнаты цветами, а стражники начищали до блеска свои заржавевшие сабли. Все готовились к свадьбе молодого принца. Целый год Принц ждал свою невесту. Она ехала из далекой России, и только сегодня заснеженные сани примчали ее в город. Шестерка красавцев-оленей без устали везла Принцессу от самой Финляндии. Сани были похожи на серебряного лебедя, а между крыльями у него сидела невеста. На голову ее был надет маленький серебряный венец, а длинная мантия из горностая спадала от плеч до земли. Она была бела, как снег на ее родине.
"Точь-в-точь белая роза", -- восхищались горожане и бросали цветы к ее ногам.
У ворот замка ее уже ждал Принц. Он опустился на одно колено и поцеловал руку своей невесты. "Ваш портрет был красив, но вы прекрасна", -- промолвил он. И нежный румянец покрыл лицо Принцессы. "Белая роза стала алой", -- шепнул своему соседу юный паж. И уже вечером в замке только и было слышно: "Белая роза, алая роза". Король повелел увеличить вдвое жалованье пажу. Впрочем, он никакого жалованья никогда не получал, поэтому и проку ему от этого не было. Зато какая честь! Портрет пажа напечатала Придворная Газета.
Через три дня праздновали свадьбу. Жених с невестой рука об руку прошествовали в парадную залу, украшенную пурпурным бархатом и драгоценным жемчугом. Заиграли Королевские Музыканты, и начался свадебный пир. Принц и Принцесса сидели во главе стола, а перед ними стояли две чаши из волшебного хрусталя. Только тот, кто любит по-настоящему может пить из такой чаши. Стоит к ней прикоснуться лживым устам, как стекло тускнеет, а прекрасное королевское вино превращается в мутную воду.
"Они чисты, как этот хрусталь!" -- воскликнул юный паж, и король еще раз удвоил его жалованье. "Ах!" -- сказали придворные.
После пира был устроен бал. Жених и невеста танцевали свадебный танец, а Король играл для них на флейте. В сущности, он играл очень плохо, но никто не осмеливался ему это сказать, ведь он был Королем. Он знал только две мелодии, и никогда не был уверен, какую же именно он играет. Но это не имело никакого значения, потому что придворные все равно приходили в восторг. "Очаровательно! -- говорили они. -- Какой тонкий слух!"
В конце праздника, ровно в полночь, должен был начаться грандиозный фейерверк. Молодая Принцесса никогда в своей жизни не видела ни салюта, ни взрывающихся петард, поэтому Придворному Инженеру было велено сопровождать Их Величества на свадьбе (мало ли, что может случиться!) "Фейерверк? -- спросила Принцесса Принца. -- А что это?". "Это похоже на Утреннюю Аврору, -- поторопился сказать Король, который очень любил встревать в чужие разговоры. -- Но фейерверк гораздо лучше звезд, потому что всегда знаешь, где должно засверкать. Небо становится почти таким же красивым, как моя игра на флейте. Вам обязательно надо посмотреть на это".
Итак, в дальнем конце сада днем и ночью шли приготовления. Как только Придворный Инженер все окончательно расставил по своим местам и ушел, началось самое интересное.
"Как прекрасен мир!" -- выкрикнула маленькая Петарда. -- Только взгляните на эти желтые тюльпаны. Даже хлопушки не так красивы! Как я рада, что мне пришлось попутешествовать. Странствия освежают ум и избавляют от всех предрассудков".
"Дурочка, -- сказала большая Римская Свеча. -- Мир -- это не королевский дворец. Мир слишком велик, и надо потратить не меньше трех дней, чтобы хорошенько в нем разобраться".
"Где увидишь любовь, там и будет твой мир, -- произнесла задумчивая Огненная Карусель. В молодости она была влюбленна в старую еловую шкатулки, а сейчас ей оставалось только гордиться своим разбитым сердцем. -- Но любовь нынче не в моде, ее погубили поэты. Они так часто писали о ней, что им уже никто не верит. И это не удивительно. Настоящая любовь страдает, страдает и молчит. Я помню, как когда-то... Но не будем об этом! Любовь уже в прошлом".
"Чушь! -- сказала Римская Свеча. Любовь ни в каком не прошлом. Она как луна на небе, и живет вечно. К примеру, жених и невеста искренне любят друг друга. Я все про них знаю от коричневой гильзы, с которой мы оказались в одном ящике. Она рассказала мне все придворные новости".
Но Огненная Карусель лишь меланхолично качала головой. "Любовь умерла, любовь умерла..." -- вздыхала она. Она была из тех, кто думает, что если повторить слова миллион раз, они и на самом деле станут правдой.
Внезапно раздался резкий, суховатый кашель. Все огляделись. Это был продолговатый Патрон Для Фейерверка, привязанный к концу длинной палки. Вид у него был крайне заносчивый, и прежде, чем что-нибудь сказать, он обязательно покашливал, привлекая внимание.
"Гм, Гм!" -- сказал Патрон. Все затихли, только Огненная Карусель все покачивала головой, бормоча: "Любовь умерла, любовь..."
"Попрошу внимания!" -- прокричала хлопушка. Когдато она хотела заниматься политикой, и перво-наперво выучила все парламентские выражения.
"Сгинула навеки", -- шепнула Карусель и заснула. В наступившей тишине Патрон Для Фейерверка кашлянул еще раз и начал свою речь. Он говорил медленным и четким голосом, словно диктуя кому-то очередной том своих воспоминаний. При этом он никогда не смотрел на собеседника, а устремлял свой взгляд вдаль. Честное слово, у него были отвратительные манеры!
"Колесо фортуны, -- сказал он, -- сегодня повернулось к юному королевичу. Его свадьба состоится в тот самый день, когда я совершу свой полет. Следует предположить, что день для праздника был выбран специально под мое выступление. Впрочем, принцам всегда везет".
"Старина, -- сказала Петарда, -- ты все перепутал. Это как раз нас запустят в честь Принца".
"Вас, -- холодно заметил Патрон, -- без сомненья. Но не меня. Я -- особенный. Еще мои родители были людьми необыкновенными. Моя мать была самой известной Огненной Каруселью своего времени. Ее танцы отличались особым изяществом. Во время своего последнего выступления она успела прокружиться девятнадцать раз, и при каждом пируете бросала в темное небо по семь малиновых звездочек. Она была ростом в полтора метра и начинена лучшим порохом. Мой отец был, как и я, Патроном, и притом французского происхождения. Он взлетел так высоко, что люди начали волноваться, вернется ли он обратно. Не желая их огорчать, он вернулся, рассыпавшись в воздухе золотым дождем. Газеты захлебывались от восторга, описывая этот изумительный полет. Придворные Новости назвали его шедевром Пилотехнического Искусства".
"ПИРО, Пиротехнического, -- встрял Бенгальский Огонь. -- Уж я то знаю, что ПИРОтехнического, так было написано на моей коробке".
"Я сказал ПИЛОтехнического", -- ответил Патрон таким строгим голосом, что Бенгальский Огонь почувствовал себя совершенно раздавленным, и ни с того ни с сего начал пихать маленькую шутиху. Надо же было показать, что он еще что-то значит.
"Я говорил про... -- продолжил Патрон Для Фейерверка. -- Что я, собственно, говорил?"
"Вы рассказывали про себя", -- ответила Римская Свеча.
"Да, да, конечно! Я помню, что меня так грубо прервали на самом интересном месте. Ненавижу грубость и дурной тон. Я очень чувствителен. Никто, никто, кроме меня так не переживает обиду".
"Что значит -- чувствителен?" -- спросила Петарда Римскую Свечу.
"Это про того, кто натерев себе мозоль, сразу наступает на чужие", -- шепнула ей на ухо Свеча, и Петарда расхохоталась.
"Что это тебя рассмешило? -- мигом отозвался Патрон. -- Я не смеялся".
"Мне весело, потому что я счастлива", -- ответила Петарда.
"Смех без причины -- признак дурачины, -- сердито сказал Патрон. -- Кто дал тебе право смеяться? Надо думать о других, а лучше всего -- обо мне. Я всегда так делаю, и другим рекомендую. Это называется сострадание. Прекрасная добродетель, и я ей обладаю в полной мере. Только представьте, какое горе всех постигнет, если, к примеру, что-нибудь случится со мной сегодня ночью. Принц с Принцессой никогда больше не будут счастливы, их совместная жизнь будет испорчена в самом ее начале. А Король... Король, я знаю, этого не переживет. Когда я задумываюсь над всей значительностью своего положения, я готов плакать".
"А вот этого делать не стоит, -- предупредила Римская Свеча. -- Если хочешь доставить удовольствие другим, лучше оставаться сухим".
"Конечно! -- вскричал Бенгальский Огонь, которому вернулось его хорошее настроение. -- Это каждому ясно".
"Каждому! -- негодующе сказал Патрон. -- Ты забываешь, что я совсем не КАЖДЫЙ! Я -- особенный!
"Каждому ясно!" Каждому, у кого нет воображения. А у меня оно есть. Я никогда не представляю себе вещь такой, какой она есть на самом деле. Я представляю ее совсем иной. Что до моей персоны, то меня здесь никто не понимает. К счастью, меня это и не особенно тревожит. Единственное, что придает сил в нашей жизни, это сознание неполноценности всех остальных; как раз такое чувство я все время в себе воспитываю. Но как вы бессердечны! Вы смеетесь и веселитесь, будто Принц и Принцесса так и не поженились".
"Что же тут плохого? -- удивился маленький разноцветный Надувной Шар. -- У нас такая радость. Когда я взлечу ввысь, я обязательно расскажу про свадьбу всем звездам. Вы увидите, как они замерцают, когда я им расскажу про прекрасную невесту".
"Какой обыденный взгляд на жизнь! -- сказал Патрон. -- Впрочем, ничего другого я и не ожидал. Посмотри на себя -- пустая сфера, и больше ничего. Возможно, Принц и Принцесса отправятся в горы, где текут быстрые шумные реки. Возможно, у них будет единственный сын, с такими же золотистыми волосами и фиолетовыми глазами, как и Принц. Возможно, он отправится с кормилицей на прогулку, а та преспокойно заснет под каким-нибудь деревом. Тогда мальчик упадет в бурную реку и погибнет. Какое горе! Бедные, бедные родители, потерявшие единственного сына! Я этого не переживу".
"Но они же никого не потеряли, -- возразила Римская Свеча. -- И никакого несчастья с ними не случилось".
"Я этого и не говорил. Я сказал "возможно". Если бы их единственный сын уже погиб, то незачем было об этом и разговаривать. Зачем дуть на молоко, когда оно убежало? Но мысль о том, что они могут лишиться любимого сына, потрясает меня до глубины души".
"И правда! -- прокричал Бенгальский Огонь. -- Ты самый потрясный из всех, кого я знаю".
"А Вы самый грубый из тех, кого я знаю! -- ответил Патрон Для Фейерверка. -- Вам не понять моей дружбы с принцем".
"Да ты даже не знал его никогда", -- проворчала Римская Свеча.
"Я этого и не говорил, -- ответил Патрон. Боюсь, что если бы я его знал, он бы не смог быть моим другом. Очень опасно знать своих друзей".
"Все же лучше бы Вам оставаться сухим, -- робко сказал Надувной Шар. -- Это очень важно!"
"Важно для всех вас! -- крикнул Патрон. -- А я выбираю рыдать".
Тут он разразился слезами, которые стекали подобно каплям дождя и намочили двух Божьих Коровок. Они только нашли сухое место, чтобы построить себе дом, как невесть откуда взявшаяся вода расстроила их планы.
"Какая романтическая натура! -- сказала Огненная Карусель. -- Он плачет даже без всякого повода". И она глубоко вздохнула, вспомнив про еловую шкатулку.
"Чушь! Чушь!" стали негодующе кричать Римская Свеча и Бенгальский Огонь. Они были практического склада, и все, что им не нравилось, называли чушью.
Но вот на небе засиял серебряный щит луны, стали видны звезды, и из дворца понеслись звуки музыки. Принц и Принцесса открывали бал. Они танцевали так прекрасно, что высокие белоснежные лилии склонили свои изящные головки, и застыли глядя в окно замка, а большие красные маки покачивались в такт музыке. Часы на башне пробили десять, потом одиннадцать, а потом и двенадцать часов. При последнем ударе все вышли на террасу, и Король послал посыльного к Придворному Инженеру.
"Пора!" -- сказал он.
Придворный Инженер низко склонился в ответ, и отправился в дальний конец сада. С ним пошли шестеро помощников, каждый из которых нес в руках факел на высоком шесте. Это было величественное зрелище.
"Вжж! Вжж!" -- закрутилась быстрее и быстрее Огненная Карусель.
"Бум! Бум" -- занялась Римская Свеча. Тут и там запрыгали, вспыхивая, Петарды. Загоревшиеся Бенгальские Огни окрасили весь небосвод в темнокрасный цвет.
"До встречи!" -- прокричал Надувной Шар, уносясь в небо и разбрасывая крохотные голубые огоньки.
"Бух! Бух!" -- захлопали от восторга хлопушки. Все шло как нельзя лучше. Только Необыкновенный Патрон Для Фейерверка все лежал на своем месте. Он так промок от слез, что ему было не до полетов. Лучшей его частью был ружейный порох, от которого сейчас не было никакого проку. Даже его бедные родственники, на которых нельзя было и смотреть без смеха, выстреливали вверх, и расцветали золотыми цветами на небе.
"Ура, Ура!" -- кричали придворные, а Принцесса звонко смеялась.
На следующий день пришли дворники, чтобы навести порядок. "Очевидно, это делегация, -- решил Патрон Для Фейерверка.
-- Что ж, приму их с достоинством". Он задрал свой нос и сурово нахмурил брови, будто размышляя о чем-то очень важном. Но на него никто не обратил внимания. Только уходя, один из дворников заметил его.
"А это что? Похоже на подмоченный Патрон".
И, перелетев через стену, Необыкновенный Патрон Для Фейерверка оказался в канаве. "ПОДМОЧЕННЫЙ ПАТРОН? ПОДМОЧЕННЫЙ? -- думал он, переворачиваясь в воздухе. -- Не может быть! ПОЗОЛОЧЕННЫЙ ПАТРОН, вот, что сказал тот благородный человек. ПОЗОЛОЧЕННЫЙ и ПОДМОЧЕННЫЙ звучат очень похоже, к тому же одно часто оказывается другим", -- заметил он, плюхаясь в грязь.
"Здесь не слишком-то комфортно. Наверное это последний крик моды, -- решил Патрон. -- Без сомнения, меня решили отправить на воды для поправки здоровья. Это очень правильно. Мои нервы совсем расшатались, и мне просто необходим отдых".
Пятнистая зеленая лягушка с маленькими сверкающими глазками быстро подплыла к нему. "А! У нас гости! -- сказала она. -- Да и кто откажется поваляться в грязи. Вы думаете вечером будет сыро? Я тоже надеюсь, но к сожалению на небе ни облачка. Какая досада!"
"Гм, Гм!" -- сказал Патрон Для Фейерверка, и прокашлялся.
"Какой чудесный голос! -- воскликнула лягушка. Вы почти квакаете, а что может быть музыкальней. Сегодня вечером вы услышите наш любительский оркестр. Мы даем премьеру в старом утином пруду рядом с фермерским домом. Мы начнем, когда появится луна. Только вчера я слышала, как жена фермера говорила своей матери, что ни на минуту не сомкнула глаз из-за нашего выступления. Очень лестно услышать, каким мы пользуемся успехом".
"Гм, Гм!" -- сердито закашлял Патрон. Он не мог вставить ни слова.
"Ну просто очаровательный голос! -- продолжила лягушка. -- Я надеюсь, вы заглянете к нам на пруд. Мне пора поискать моих дочерей. У меня шесть очаровательных малышек, и я боюсь, как бы они не встретили Щуку. Это настоящий монстр, она никогда не откажется ими позавтракать. Ну все, счастливо оставаться. Смею вас заверить, я осталось очень довольна нашей беседой".
"И это называется беседой! -- сказал, наконец Патрон. -- Вы говорили все время без перерыва. Тоже мне беседа!"
"Кто-то же должен слушать, -- ответила лягушка, -- А я предпочитаю говорить сама. Экономит время, и никаких возражений".
"Но я очень люблю возражения", -- успел вставить Патрон.
"Да что вы! -- удивилась лягушка. -- Возражать слишком вульгарно. В наше время в хорошем обществе все держатся одних и тех же мнений. Еще раз -- до встречи; я уже вижу моих дочурок".
И Лягушка уплыла.
"Вы меня очень раздражаете, -- ответил Патрон. Вы слишком дурно воспитаны. Не переношу тех, кто все время, как Вы, говорит только о себе. В это время ктонибудь другой, я, к примеру, может хотеть говорить про себя самого. Я это называю самолюбием, а самолюбие вещь самая отвратительная, я к этому особенно чувствителен. Дело в том, что я широко известен именно своим состраданием к другим. Говоря начистоту, вам надо брать пример с меня; где вы найдете лучший образец? У вас редкий шанс -- скоро мне придется вернуться ко Двору. Я там пользуюсь большим успехом. Только представьте, сегодня в честь меня состоялась свадьба Принца с Принцессой. Впрочем, вы провинциалка, и наверняка про это и не слышали".
"Нет смысла с ней разговаривать, -- сказала Стрекоза, сидевшая на большом камыше совсем рядом, -- никакого смысла, потому что она уже уплыла".
"Это ее проблемы, -- ответил Патрон Для Фейерверка. -- Я не собираюсь прерываться только потому, что ей и дела нет. Мне нравится слушать, что я рассказываю. Это одно из моих любимых дел. Я часто веду долгие разговоры сам с собой. Я так умен, что иногда не понимаю из них не слова".
"Тогда вам пора читать лекции по философии", -- сказала Стрекоза, и расправив пару тонких красивых крыльев, взмыла вверх.
"Очень глупо с ее стороны так неожиданно улетать, -- продолжил Патрон. -- Вряд ли ей часто предоставляется возможность поумнеть. Впрочем, мне до этого и дела нет. Ясно, что такого гения, как я, рано или поздно оценят по достоинству".
Тут грязь под ним громко чавкнула, и Патрон опустился поглубже.
Немного погодя, к нему подплыла Белая Утка. У нее были желтые лапки и походка настоящей красавицы.
"Кря, кря! -- сказала она. -- Какой забавный у вас вид. Скажите, вы так и родились, или с вами произошел несчастный случай?"
"Очевидно вы всю жизнь прожили в провинции, -- ответил Необыкновенный Патрон, -- иначе бы вы хорошо знали, кто я такой. Но я закрываю глаза на ваше невежество. Не всем же быть необыкновенными. Без сомнения, вы будете поражены, когда услышите, что я умею взлетать в самое небо, и возвращаться на землю ливнем из чистого золота".
"А зачем? -- спросила Утка. -- Вот если бы вы умели пахать, как вол, или возить телегу, как лошадь, или стеречь овец, как Колли нашего фермера, -- тогда это было бы интересно".
"Дорогуша! -- надменно сказал Патрон. Вы, я вижу, принадлежите к нижним слоям общества. Человек с моим положением в свете просто не может приносить пользу. У нас есть определенные достоинства, и этого более чем достаточно. Трудолюбие мне ни капельки не симпатично. Я всегда был уверен, что тяжелая работа -- удел тех, кому больше нечего делать".
"Хорошо, хорошо, -- согласилась Утка. Она была очень миролюбива, и никогда ни с кем не ссорилась. -- На вкус и на цвет товарищей нет. Но, я надеюсь, теперь вы будете жить вместе с нами?"
"О, нет! -- воскликнул Патрон Для Фейерверка. -- Я здесь гость, выдающийся гость. Дело в том, что здесь мне скучновато. Здесь нет ни общества, ни уединения. Захолустье какое-то! Я обязательно вернусь во дворец; я знаю -- мне дано удивить мир".
"Я тоже подумывала заняться общественной жизнью, -- заметила Утка, -- на свете так много всего нужно исправить. Я принимала участие на большом съезде, где мы приняли резолюцию про все, что нас не устраивает в мире. Но, похоже, она не имели большого успеха. Сейчас я занимаюсь только домашним хозяйством, да присматриваю за своим семейством".
"А я создан для общественной жизни, -- сказал Патрон, как и все мои родственники, даже самые неказистые. Как только мы появляемся в свете (точнее, во тьме), все взоры устремляются на нас. Я сам еще не выступал перед обществом, но это будет величественное зрелище. Что касается домохозяйства, то оно поглощает лучшие дни нашей жизни и мешает думать о Возвышенном".
"Да, да, о Возвышенном! -- согласилась Утка. -- Как удачно вы мне напомнили, что пора бы и пообедать". И громко крякая она помчалась вниз по канаве.
"Вернитесь, вернитесь! -- взывал Необыкновенный Патрон. -- Я еще не кончил!" Но все было тщетно.
"Я рад, что она ушла, -- сказал Патрон сам себе. Хоть она и утка, а мозги у нее куриные". Тут под ним что-то опять чавкнуло, и он погрузился еще глубже в грязь. Пришло время поразмыслить, как одиноки бывают гениальные личности.
Вдруг появилось двое мальчишек в светлых рубахах. Они мчались по берегу канавы с котелком и хворостом в руках.
"Это за мной, -- сразу решил Патрон. -- Делегация!" И он попытался принять достойный вид. "Ух ты! -- крикнул один из них. Смотри, какой грязный шест! Как он здесь оказался?" Мигом палка, к которой был привязан патрон, оказалась у них в руках. "ГРЯЗНЫЙ ШЕСТ? -- удивился
Патрон. Не может быть! ГРОЗНЫЙ ШЕСТ! Они перепутали меня со скипетром! Это очень лестно".
"Давай бросим его в костер, -- сказал второй мальчик. Может котелок тогда быстрее закипит". Они сложили хворост в кучку, положили сверху патрон, и поднесли спичку.
"Великолепно, -- сказал Патрон Для Фейерверка, -- они хотят запустить меня днем, чтобы все могли меня разглядеть".
"А мы пока поваляемся на траве", -- решили ребята. Стоило им улечься под деревом, как глаза у них стали закрываться, и они, пару раз зевнув, заснули.
Патрон был насквозь мокрый, и долго не мог загореться. Наконец, огонь добрался до него.
"Я отправляюсь!" -- закричал он, и распрямился. "Я полечу выше звезд, выше луны, выше солнца, выше..."
"Вжж, вжж!" -- и он взлетел вверх. "Восхитительно! -- завопил Патрон. Я буду лететь так вечно. Какой успех!"
Но никто его не заметил. Он почувствовал странное волнение, нараставшее внутри него. "Сейчас я взорвусь! Я запалю весь мир, и сделаю такой шум, что целый год будут говорить только обо мне". И он действительно взорвался.
"Бум! Бум!" -- загромыхал порох. Впрочем, никто его так и не услышал. Только один из мальчишек перевернулся во сне на другой бок. Все, что осталось от Необыкновенного Патрона Для Фейерверка -- это палка, к которой он был привязан. Палка шлепнулась прямо на спину Гусыне, которая мирно прогуливалась по берегу канавы.
"Боже мой! -- вскрикнула она. Ну и времена! Дрова с неба на спину валятся". И Гусыня пустилась наутек.
"Я знал, что произведу фурор!" -- сказал Необыкновенный Патрон и погас.
Настоящий друг
Наступило утро. Старая Водяная Крыса высунула свою голову из норы. Глаза-бусинки злобно поглядели на мир, и короткие колючие усы настороженно зашевелились. Рядом в пруду резвились маленькие утята, желтые как канарейки, а их белоснежная мамаша с яркокрасными лапками пыталась научить их держать голову под водой.
-- Вы никогда не попадете в приличное общество, -- сказала она, -- если не научитесь вовремя убирать голову под воду. И она вновь принялась показывать, как это делается. Но утята ни обращали на нее никакого внимания. Похоже, они были так несмышлены, что не понимали, как это важно -- попасть в приличное общество.
-- Какие непослушные дети! -- сказала Крыса. -- Их давно пора утопить.
-- Ничего подобного, -- ответила Утка. -- Все мы когда-нибудь начинали, просто у родителей обычно не хватает терпения.
-- Не знаю, не знаю, -- сказала Крыса. -- Признаться, я в этом мало смыслю: я не создана для семьи. Любовь хороша в своем роде, но дружба достойней. В этом мире я не знаю ничего благородней преданной дружбы. Впрочем, такое встречается слишком редко.
-- Скажите на милость, а каким же должен быть преданный друг? -- спросила пестрая коноплянка. Она сидела рядом на ивовой веточке и слышала весь разговор.
-- Вот, вот! И мне бы очень хотелось это узнать, -- сказала Утка и опустила голову в воду, подавая детям хороший пример.
-- Дурацкий вопрос! -- проворчала Крыса. -- На то он и преданный друг, чтобы быть мне преданным.
-- А вы ему? -- спросила птичка, качаясь на серебристой ветке, и похлопывая крылышками.
-- Причем тут я? -- удивилась Крыса, -- не понимаю.
-- Тогда давайте, я расскажу одну историю про дружбу
-- предложила Коноплянка.
-- И про меня там есть? -- спросила Крыса. -- Тогда я с удовольствием послушаю; я люблю всякие истории.
-- И про вас тоже, -- ответила Коноплянка, слетая вниз и устраиваясь на берегу. -- Это история про Настоящую Дружбу.
Жил да был, -- начала птичка, -- простой честный парень по имени Ганс.
-- Он был человек выдающийся? -- спросила Крыса.
-- Да нет, -- ответила коноплянка. -- В нем не было ничего особенного, кроме его доброго сердца и смешного широкого лица, с которого никогда не сходила улыбка.
Он жил совсем один в крохотном домике и с раннего утра работал в своем саду. Ни у кого во всей округе не было такого хорошенького садика. Здесь росли лютики и турецкая гвоздика, пастушья сумка и левкои, алые и желтые розы, сиреневые крокусы, золотистые и пурпурные фиалки. Майоран и базилик, водосбор и сердечник, белая буквица и ирис, нарциссы и пунцовые гвоздики цвели и распускались в свое время; одни цветы сменяли другие, так что в саду всегда было красиво и замечательно пахло. У Маленького Ганса было много друзей, но самым преданным был Большой Хью. Он был богатым мельником, но, несмотря на это, так привязался к Гансу, что не мог равнодушно пройти мимо его сада. Даже если Хью очень спешил, он всегда находил время для того, чтобы перегнувшись через забор, сорвать букет цветов или пригоршню душицы или просто набить карманы вишней и сливами, если дело было осенью.
"У настоящих друзей все должно быть общее", -- любил повторять мельник, и Маленький Ганс всегда улыбался и согласно кивал головой. Как хорошо иметь друга с такими возвышенными мыслями! Правда соседи иногда удивлялись, почему мельник, у которого шесть молочных коров, большое стадо длинношерстых овец, а на мельнице запасена сотня мешков муки, никогда не отблагодарит Маленького Ганса. Но сам Ганс никогда не забивал себе голову такими пустяками. Больше всего он любил слушать, как здорово мельник рассказывал про бескорыстность настоящей дружбы. И Ганс продолжал трудиться над своим садом. Так он жил, ни о чем не печалясь, весной, летом и осенью. Но зимой уже не было ни цветов, ни фруктов, и нечего было продавать на рынке. Тяжело тогда было ему от холода и голода, и частенько даже приходилось ложиться спать без ужина, довольствуясь несколькими сушеными грушами или старыми орехами. Но больше всего он страдал от одиночества, потому что в это время мельник никогда не заходил к нему. "Что проку навещать Ганса сейчас? -- говорил Большой Хью своей жене. -- Когда человеку плохо, надо оставить его одного, и не надоедать ему непрошеными визитами. По крайней мере, я так понимаю дружбу, и, по-моему, я прав. Лучше дождаться весны и тогда проведать его. Он сможет подарить мне большую корзину первоцветов. Я знаю, это доставит ему радость". "Как ты заботишься о других, -- отвечала жена. Она сидела в своем любимом уютном кресле около камина, в котором весело полыхали сосновые поленья.Одно удовольствие слушать, как ты рассказываешь про дружбу. Даже наш староста не смог бы лучше сказать, а ведь он живет в трехэтажном доме и носит золотое кольцо на пальце". "Может нам позвать Маленького Ганса в гости? -- спросил младший сынишка. -- Если бедному Гансу плохо, я поделюсь с ним порцией каши, и покажу ему своих белых кроликов". "Вот дуралей! -- вскричал мельник. -- Зачем я только трачу деньги на школу? Учился, учился, да все бестолку. Только представь: придет сюда Ганс, увидит теплый очаг, вкусный ужин и бочонок доброго красного вина. Тут-то он нам и позавидует. Ну а зависть -- страшное зло, она может очень быстро испортить человека. Я же не хочу навредить Гансу! Как настоящий друг, я сделаю все, чтобы не подвергать его такому искушению. К тому же, если Ганс сюда заявится, он еще чего доброго попросит муки удружить. Но мука -- это одно, а дружба -- совсем другое, и не стоит их путать". "Как хорошо ты говоришь! -- сказала жена Хью, наливая себе большой бокал теплого эля. -- Даже спать захотелось". "Многие умеют хорошо работать, -- сказал мельник, -- но совсем немногие могут хорошо говорить. Значит, говорить гораздо сложнее, чем работать, и гораздо достойней". Тут он сурово посмотрел на другой конец стола, где сидел его сын, которому сразу стало очень стыдно. Сынишка весь покраснел, опустил голову вниз, склонился над чаем и тихонько заплакал. Что с него взять -- он еще совсем маленький.
-- Это конец истории? -- спросила Крыса.
-- Конечно, нет, -- ответила коноплянка. -- Это только начало.
-- Вы совсем отстали от жизни, -- сказала Водяная Крыса. В наше время все образованные люди начинают рассказывать с конца, потом переходят к началу, и завершают серединой. Это самый модный способ. Я узнала о нем от одного литературного критика, который на днях прогуливался вокруг пруда вместе с каким-то молодым человеком. Он очень подробно описывал этот метод. Он не мог ошибиться, ведь у него была совершенна лысая голова и большие голубые очки. "Вздор!" -- кричал критик, стоило молодому человеку раскрыть рот. Но рассказывайте, рассказывайте дальше вашу историю. Мне безумно понравился мельник. У меня тоже целая гамма прекрасных чувств; у нас так много общего!
-- А потом, -- сказала коноплянка, перепрыгивая с ноги на ногу, -- потом зима кончилась. Когда расцвели желтые звездочки первоцветов, Большой Хью решил, что пора навестить Маленького Ганса. "Какое у тебя доброе сердце! -- сказала ему жена. -- Ты так заботишься о других! Только не забудь взять большую корзину для цветов". Хью связал крылья своей ветряной мельницы тяжелой железной цепью и спустился в деревню с большой корзиной в руках. "Доброе утро, Маленький Ганс", -- сказал мельник. "Доброе утро", -- ответил Ганс, облокотившись на лопату и широко улыбаясь. "Как зимой -- туго приходилось?" -- спросил мельник. "Спасибо, что беспокоитесь, -- сказал Ганс. -- Тяжелое было времечко. Но, слава Богу, теперь уже весна, и мои цветы так хорошо стали расти". "Мы часто вспоминали про тебя зимой. Думали, как ты там поживаешь", -- сказал мельник. "Это очень приятно, -- сказал Ганс. -- А то я уж почти решил, что все про меня забыли". "Ты меня удивляешь, старина! -- воскликнул мельник. -- Дружба -- это навсегда. Друзей не забывают. Это ведь так прекрасно! Ты просто не чувствуешь всей поэзии жизни. Кстати, как мило выглядят твои первоцветы!" "Да, они действительно очень милы, -- сказал Маленький Ганс. -- Такая удача, что у меня их столько выросло. Я собираюсь отнести их в город, и продать дочери Бургомистра. Надеюсь, что денег хватит, чтобы выкупить мою тачку". "Выкупить тачку? Уж не хочешь ли ты сказать, что продал ее? Это было бы весьма глупо!" "Так оно и есть, -- вздохнул Ганс, -- мне пришлось это сделать. Слишком тяжелое время -- зима. У меня не было денег, чтобы купить хлеба. Сначала я продал серебряные пуговицы со своего воскресного плаща, потом серебряную цепочку, потом любимую большую трубку. А в конце концов, пришлось продать и тачку. Но я надеюсь, что понемногу..." "Ганс! -- понизив голос, сказал Хью. -- Я тебе подарю ... МОЮ тачку! Ее, правда, надо немного починить. Одного бортика у нее не хватает, и спицы на колесах малость погнуты, но НЕСМОТРЯ НА ЭТО, я ее тебе ДАРЮ. Это очень благородный поступок, и многие, я знаю, скажут, что это крайне глупо с моей стороны, но что мне до них. Я же не такой, верно? По-моему, великодушие -- это главное в дружбе, к тому же у меня есть новая тачка. Решено, можешь считать, что это твоя тачка". "Это очень щедрый поступок, -- сказал Ганс, и все его круглое лицо засветилось от счастья. -- Я запросто ее починю -- у меня как раз есть несколько хороших досок". "Несколько хороших досок, -- задумчиво повторил мельник. -- Теперь я смогу починить крышу в моем амбаре! Там большая дыра, и если я ее не залатаю, все зерно может сгнить. Как вовремя ты вспомнил! Замечательно, как одно доброе дело сразу влечет другое. Я дал тебе тачку, а ты хочешь дать мне доски. Конечно, тачка гораздо дороже досок, но настоящая дружба не обращает на это никакого внимания. Давай побыстрей свои доски, я сегодня же заделаю эту дыру". "Конечно, конечно", -- Маленький Ганс бросился в сарай и вытащил все доски, какие у него были. "Да, маловато у тебя досок, -- сказал Хью. -- Боюсь, когда я починю крышу, тебе уже не хватит на тачку. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь. А теперь, раз я дал тебе мою тачку, надеюсь, ты не откажешься отблагодарить меня своими цветочками. Вот, как раз, и корзина; ты уж ее наполни доверху". "Доверху?" -- грустно переспросил Ганс. Это была действительно большая корзина, и Маленький Ганс знал, что если он ее наполнит, то уже нечего будет нести на рынок. А ему так хотелось вернуть свои серебряные пуговицы! "Ну конечно! -- сказал Большой Хью. -- Я думаю, что по сравнению с тачкой, несколько цветочков -- не слишком большое одолжение. Может быть, я не прав, но мне кажется, что настоящая дружба и себялюбие -- несовместимы". "Дорогой друг, мой лучший друг! -- воскликнул Ганс. -- Бери все цветы из моего сада. Наша дружба важней каких-то серебряных пуговиц!" Он побежал и сорвал все свои очаровательные первоцветы, и положил их в корзину мельника. "Счастливо оставаться, Маленький Ганс!" -- сказал Большой Хью, и отправился к своей мельнице, держа подмышкой деревянные доски, а в руках огромную корзину цветов. "До свидания!" -- ответил Маленький Ганс, и весело стал копаться в садике. Он был очень рад подарку своего друга. Уже следующим утром, когда Ганс закреплял веточки жимолости над портиком дома, с дороги он услышал знакомый голос: "Эй, Ганс!" Маленький Ганс соскочил с лестницы, пробежал через сад и выглянул за забор. Там стоял мельник с огромным мешком муки на спине. "Старина Ганс! -- сказал тот. -- Ты не отнесешь мой мешочек на рынок?" "Мне, право, неловко, -- ответил Ганс, но я сегодня ужасно занят. Надо успеть закрепить вьюн и жимолость, полить все цветы и подстричь траву". "Ну знаешь! -- сказал мельник. -- А по-моему, это не подружески, особенно, если вспомнить про тачку, которую я собираюсь тебе подарить". "Не говорите так! -- взмолился Ганс. -- Разрази меня гром, если я поступлю не подружески!" И, нахлобучив шляпу, он поплелся по дороге с тяжеленным мешком за плечами. День был такой жаркий, а дорога такая пыльная, что не пройдя и половины дороги, Маленький Ганс совсем выбился из сил. Он шел, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть, и только к полудню добрался до рынка. Протолкавшись весь день, он удачно продал муку и поспешил домой, чтобы не столкнуться с разбойниками. "Тяжелый выдался сегодня денек! -- сказал он сам себе, укладываясь спать. -- Но я рад, что не отказал Хью -- он мой самый лучший друг, к тому же он собирается подарить мне тачку". Рано утром мельник пришел забрать деньги за мешок муки, но Маленький Ганс так устал, что еще лежал в кровати. "Честное слово, -- сказал Большой Хью, -- ты, дружище, слишком ленив. Тебе надо побольше трудиться, особенно имея в виду тачку, которую я собираюсь тебе подарить. Праздность -- это большой грех, и я не хочу, чтобы мои друзья были сонями и лентяями. Ты не должен обижаться, когда я тебе так откровенно все высказываю. Конечно, если бы мы не были друзьями, то мне и в голову не пришло бы так с тобой разговаривать. Тем и хороша дружба, что можно все сказать прямо и ясно. Многие могут говорить сладкие речи, и только настоящие друзья говорят суровую правду, даже если она причиняет боль. Преданный друг так и делает, зная, что этим он принесет пользу". "Простите, пожалуйста, -- сказал Маленький Ганс, протирая глаза. -- Я так устал вчера, что решил еще немного полежать, и послушать, как поют птицы. Вы не поверите, но я лучше начинаю работать, если послушаю утром птичек". "Вот и замечательно! -- сказал Большой Хью, похлопывая Ганса по плечу. -- Я как раз хотел, чтобы ты, как оденешься, забежал ко мне на мельницу, и занялся крышей амбара". Бедному Гансу очень хотелось, наконец-то, покопаться в своем саду; и цветы уже два дня никто не поливал. Но он не решался отказать мельнику, который был так добр к нему. "А это будет очень недружественно, если я скажу, что сегодня я занят?" -- робко спросил он. "Ну, конечно! -- ответил мельник. -- Я думал, что я могу попросить тебя о таком пустячке, особенно учитывая тачку, которую я собираюсь тебе подарить. Впрочем, если ты откажешься, я пойду и сделаю это сам". "Что вы, что вы! -- испуганно сказал Ганс. -- Я уже бегу". Выпрыгнув из кровати, он быстро оделся, и отправился к амбару. Он проработал там целый день. Когда солнце садилось, пришел мельник. "Ты уже заделал дыру?" -- спросил он Маленького Ганса. "Все готово", -- устало ответил Ганс, слезая с лестницы. "Да, -- сказал мельник, -- ничто не приносит столько радости, как работа, сделанная для другого". "Какое счастье, настоящее счастье, слышать как вы говорите! -- сказал Ганс присаживаясь, и утирая взмокший лоб. -- Жаль, что у меня никогда не будет таких замечательных мыслей". "Будут, будут, -- ответил Хью, -- только надо приложить побольше старания. Пока ты знаком только с практикой дружбы, а потом узнаешь и теорию". "Вы уверены? -- с надеждой спросил Маленький Ганс. Без сомнения, -- сказал мельник. -- Только сейчас тебе пора идти домой и хорошенько отдохнуть; я хочу, чтобы завтра ты отвел моих овечек на горные пастбища". Бедный Ганс не посмел возразить. Еще до восхода солнца, мельник пригнал к нему своих овец, и Маленький Ганс отправился с ними в горы. Целый день ушел, чтобы сводить их туда и обратно. Вернулся Ганс таким усталым, что заснул сидя на стуле, и проснулся, когда уже вовсю светило солнце. "Как хорошо я поработаю сегодня в садике" -- подумал он, и принялся за дело. Однако, ему никак не удавалось поухаживать за своими цветами, потому что мельник то и дело давал ему разные поручения или просил помочь на мельнице. Маленький Ганс очень мучался, ведь цветы могли решить, что он забыл про них. Оставалось утешаться тем, что у него был такой замечательный друг. "Кроме всего прочего, -- говорил себе Ганс, -- он ведь хочет подарить мне тачку, а это так великодушно". Так Маленький Ганс все время помогал мельнику, а Хью говорил ему такие восхитительные слова про дружбу, что Ганс записывал их в свою записную книжку, и обязательно перечитывал их дома, когда укладывался спать. Он был хороший ученик. Однажды вечером, когда Маленький Ганс сидел дома у камина, раздался громкий стук в дверь. Это была страшная ночь. Ветер носился и завывал вокруг дома, так что Ганс решил, что это буря бьется к нему в дверь. Но потом раздался еще один стук, и еще, громче всех предыдущих. "Наверное, это какой-нибудь несчастный путник", -- подумал Ганс, и поспешил открыть дверь. За ней стоял мельник с фонарем в одной руке и большим посохом в другой. "Маленький Ганс, -- сказал он. -- У меня беда. Мой малыш упал с лестницы и ушибся. Я пошел за Доктором, но он живет так далеко, а ночь так ветрена, что лучше тебе сходить за ним. Ты же помнишь, что я собираюсь подарить тебе мою тачку, и наверняка не откажешься отблагодарить меня". "Да, да, -- вскричал Ганс. -- Я с радостью сделаю это для вас. Я отправлюсь прямо сейчас. Только лучше оставьте мне ваш фонарь, потому что ночь так темна, что я могу упасть в какую-нибудь канаву". "Как жаль, -- сказал мельник, -- но, честно говоря, это совсем новый фонарь, и мне будет очень обидно, если с ним что-нибудь случится..." "Не беда, -- сказал Маленький Ганс, -- я обойдусь и так". Он схватил свой теплый плащ, красную шерстяную шапку, закутал шарф вокруг шеи, и ступил в ночь. Какая была ужасная буря! Ночь была так темна, что Ганс еле различал дорогу, а ветер так силен, что Ганс едва удерживался на ногах. Но он смело шел вперед, и через три часа добрался до дома Доктора, и постучал в дверь. -- Кто там? -- спросил доктор, выглядывая из окна спальни. -- Маленький Ганс, сэр. -- Чего же ты хочешь, Маленький Ганс? -- Сынишка мельника свалился с лестницы, и сильно ушибся. Мельник очень просил вас приехать к нему. -- Все ясно! -- сказал Доктор. Тут же он приказал седлать, одел свои огромные сапоги, взял фонарь и поехал к мельнице. А Маленький Ганс поплелся за ним следом. Но буря становилась все сильнее и сильнее, дождь лил как из ведра. Ганс уже не видел дороги, и давно потерял лошадь из виду. Наконец, он совсем заблудился и оказался в болоте. Это было гиблое место, потому что там были большие омуты. Туда и угодил бедняга Ганс. На похороны собралась вся деревня, потому что все очень любили Маленького Ганса. Мельник стоял впереди всех, у самого гроба. "Я был его лучшим другом, мне и стоять на лучшем месте", -- сказал он. Поэтому он шел во главе процессии, одетый во все черное, и поминутно прикладывал к глазам большой носовой платок. "Это большая потеря для каждого из нас", -- сказал деревенский кузнец, когда мужчины собрались в уютном трактире, чтобы помянуть Маленького Ганса. "А какие потери у меня! -- сказал Большой Хью.- Я, считай, подарил ему мою тачку, а сейчас я и не знаю, что с нею делать. Дома она всегда попадается мне под ноги, притом она так стара, что ее никому не продать. Никогда больше не буду делать никаких подарков. Щедрость всегда оказывается в убытке". -- А дальше? -- спросила Водяная Крыса. -- Это уже конец, -- ответила коноплянка. -- А что же случилось с мельником? -- опять спросила Крыса. -- Понятия не имею! -- сказала птичка. Да и не очень-то интересно. -- Я так и знала, что ты его недолюбливаешь, -- проворчала Крыса. -- Боюсь, вы так и не поняли, в чем смысл истории, -- заметила коноплянка. -- Как, как? -- взволновано спросила Водяная Крыса. Смысл истории! Уж не хочешь ли ты сказать, что это была история со смыслом? -- Еще бы! -- Сразу надо было предупреждать! -- злобно сказала Крыса. Я бы тогда и слушать ее не стала. Я бы сразу сказала "вздор!" как тот критик. Впрочем, это никогда не поздно. "Вздор!" -- прокричала она, взмахнула своим длинным хвостом, и убралась обратно в нору. Чуть погодя к коноплянке подплыла Утка. "Как Вам понравилась наша Водяная Крыса? -- спросила она.- У нее очень много положительных качеств, хотя я, как мать семейства, не могу без слез смотреть на одиноких". "Боюсь, что я ее огорчила, -- ответила коноплянка. -- Дело в том, что я ей рассказала историю со смыслом". "Ой! -- сказала Утка, -- это же очень опасно!" И я с ней полностью согласен.


2008 Litra.ru = Сочинения + Краткие содержания + Биографии
Created by Litra.RU Team / Контакты